Чарльз Буковски «дни точно бритвы, ночи полны крыс»
будучи очень молодым человеком, я делил время поровну между
барами и библиотеками; как мне удавалось обеспечивать
свои остальные обычные потребности — загадка; короче, я просто не
заморачивался этим слишком сильно —
если у меня была книжка или стакан, я не думал чересчур много о
других вещах — дураки творят себе собственный
рай.
в барах я считал себя крутым, крушил предметы, дрался с
другими мужиками и т.д.
в библиотеках — другое дело: я был тих, переходил
из зала в зал, читал не столько книги целиком,
сколько отдельные части: медицина, геология, литература и
философия. психология, математика, история, другие вещи обламывали
меня. в музыке меня больше интересовала сама музыка и
жизни композиторов, чем технические аспекты.
тем не менее, только с философами я ощущал братство:
с Шопенгауэром и Ницше, даже со старым трудночитаемым Кантом;
я обнаружил, что Сантаяна, очень популярный в то время,
вял и скучен; в Гегеля надо было по-настоящему врубаться, особенно
с перепоя; многих, кого я читал, я уже забыл,
может, и поделом, но хорошо помню одного парня, написавшего
целую книгу, в которой доказывалось, что луны там нет,
причём делал он это так хорошо, что после ты и сам начинал считать: он
совершенно прав, луны действительно там нет.
как же, к чёртовой матери, молодому человеку снисходить до работы по
8 часов в день, если там даже луны нет?
а чего ещё
может не хватать?
к тому же
мне не столько нравилась сама литература, сколько литературные
критики; они были полными мудаками, эти парни; они пользовались
утончённым языком, прекрасным по-своему, чтобы называть других
критиков, других писателей ослами. они
выводили меня из себя.
но именно философы удовлетворяли
ту потребность
что таилась у меня где-то в замороченном черепе; продираясь
сквозь их навороты и
заковыристый словарь
я всё равно часто поражался —
у них выскакивало
пылающее азартное утверждение, казавшееся
абсолютной истиной или чем-то дьявольски близким
к абсолютной истине,
и вот этой определенности я искал в своей повседневной
жизни, больше походившей на кусок
картона.
какими клёвыми ребятами были эти старые псы, протаскивали меня сквозь
дни, что как бритвы, и ночи, полные крыс; и сквозь баб
базлавших, будто торгаши из ада.
братья мои, философы, говорили со мной не как
народ на улицах или где-то ещё; они
заполняли собой невообразимую пустоту.
такие классные парни, ах, какие классные
парни!
да, библиотеки помогали; в другом моём храме, в
барах, всё было иначе, упрощённее, и
язык, и отношение были другими.
днём библиотека, ночью бар.
ночи были одинаковы,
поблизости сидит какой-нибудь тип, может, и не
плохой, но мне он не так как-то светит,
от него прёт чудовищной мертвечиной — я думаю о своём отце,
об учителях в школе, о лицах на монетах и банкнотах, о снах
об убийцах с тусклыми глазами; ну, и
мы с этим типом начинаем как-то обмениваться взглядами,
и медленно накапливается ярость: мы враги с ним, кошка с
собакой, поп с атеистом, огонь с водой; напряг нарастает,
по кирпичику, уже готов обрушиться; наши кулаки
сжимаются и разжимаются, мы пьём теперь, наконец, уже с
целью:
он оборачивается ко мне:
«тебе чё-то не нравится, мужик?»
«хочешь чё-нибудь сделать?»
мы допиваем, подымаемся, уходим в конец
бара, в переулок; мы
поворачиваемся, лицом друг к другу.
я говорю ему: «между нами нет ничего, кроме пространства. как
насчёт сомкнуть это
пространство?»
он бросается на меня, и неким образом это представляет собой часть части
части.
Перевод М.Немцова
days like razors, nights full of rats
as a very young man I divided an equal amount of time between
the bars and the libraries; how I managed to provide for
my other ordinary needs is the puzzle; well, I simply didn’t
bother too much with that —
if I had a book or a drink then I didn’t think too much of
other things — fools create their own
paradise.
in the bars, I thought I was a tough, I broke things, fought
other men, etc.
in the libraries it was another matter: I was quiet, went
from room to room, didn’t so much read entire books
as parts of them: medicine, geology, literature and
philosophy. psychology, math, history, other things, put me
off. with music I was more interested in the music and in the
lives of the composers than in the technical aspects.
however, it was with the philosophers that I felt a brotherhood:
Schopenhauer and Nietzsche, even old hard-to-read Kant;
I found Santayana, who was very popular at the time, to be
limp and a bore; Hegel you really had to dig for, especially
with a hangover; there are many I read who I have forgotten,
perhaps properly so, but I remember one fellow who wrote an
entire book in which he proved that the moon was not there
and he did it so well that afterwards you thought, he’s
absolutely right, the moon is not there.
how the hell is a young man going to deign to work an
8 hour day when the moon isn’t even there?
what else
might be missing?
and
I didn’t like literature so much as I did the literary
critics; they were real pricks, those guys; they used
fine language, beautiful in its way, to call other
critics, other writers, assholes. they
perked me up.
but it was the philosophers who satisfied
that need
that lurked somewhere within my confused skull: wading
through their excesses and their
clotted vocabulary
they still often
stunned
leaped out
with a flaming gambling statement that appeared to be
absolute truth or damned near
absolute truth,
and this certainty was what I was searching for in a daily
life that seemed more like a piece of
cardboard.
what great fellows those old dogs were, they got me past
days like razors and nights full of rats; and women
bargaining like auctioneers from hell.
my brothers, the philosophers, they spoke to me unlike
anybody on the streets or anywhere else; they
filled an immense void.
such good boys, ah, such good
boys!
yes, the libraries helped; in my other temple, the
bars, it was another matter, more simplistic, the
language and the way was
different.
library days, bar nights.
the nights were alike,
there’s some fellow sitting nearby, maybe not a
bad sort, but for me he doesn’t shine right,
there’s a gruesome deadness there — I think of my father,
of schoolteachers, of faces on coins and bills, of dreams
about murderers with dull eyes; well,
somehow this fellow and I get to exchanging glances,
a fury slowly begins to gather: we are enemies, cat and
dog, priest and atheist, fire and water; tension builds,
block piled upon block, waiting for the crash; our hands
fold and unfold, we drink, now, finally with a
purpose:
his face turns to me:
«sumpin’ ya don’t like, buddy?»
«wanna do sumpin’ about it?»
we finish our drinks, rise, move to the back of the
bar, out into the alley; we
turn, face each other.
I say to him, «there’s nothing but space between us. you
care to close that
space?»
he rushes toward me and somehow it’s a part of the part of the
part.
Источник
Дни точно бритвы ночи полны крыс
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 278 008
- КНИГИ 656 424
- СЕРИИ 25 127
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 613 061
Благодарим Вас за то, что воспользовались проектом nemaloknig.info — приходите ещё!
Ссылка на эту книгу
Стихи последней ночи на земле
СТИХИ ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ НА ЗЕМЛЕ
величайший актер наших дней
дни точно бритвы, ночи полны крыс
в темноту и на свет
мужчина с прекрасными глазами
как и большинство из вас, я сменил столько работ, что
чувствую себя так, будто меня выпотрошили, а кишки
развеяли по ветру.
мне попадались и неплохие люди на
пути, но и другие
однако, когда я думаю обо всех
несмотря на то, что прошло много лет
я вспоминаю Карла: обязанности наши требовали, чтобы мы
оба носили фартуки
завязанные сзади и вокруг
я был у Карла подмастерьем.
«у нас легкая работа,» сказал
каждый день, когда наше начальство одно за другим прибывало
Карл слегка изгибался в талии,
улыбался и с кивком головы
приветствовал каждого: «доброе утро, Д-р Стейн»,
или «доброе утро, м-р Дэй», или
миссис Найт или, если дама незамужем
«доброе утро, Лилли» или Бетти или Фрэн.
ничего не говорил.
Карла, казалось, это тревожило, и
однажды он отвел меня в сторонку: «эй,
где еще, к ебеней матери ты найдешь
двухчасовой обеденный перерыв, как у
«ну ладно, о.к., слушай, для таких парней, как мы с тобой,
лучше ничего не придумаешь, это как раз то,
«поэтому слушай, сначала жопу им лизать трудно, мне
мне тоже нелегко пришлось привыкать,
но через некоторое время я понял что нет
я просто панцирь отрастил.
теперь у меня есть панцирь,
я смотрел на него — и точно, он походил на человека с
панцирем, выражение лица у него было как
маска, а глаза ничтожны, пусты и
я смотрел на истасканную погодой и
прошло несколько недель.
ничего не изменилось: Карл кланялся, прогибался и улыбался
непоколебимо, изумительный в своей
то, что мы смертны, никогда, наверное, не приходило ему
что нас могут поджидать
я выполнял свою
затем однажды Карл снова
отвел меня в сторону.
«слушай, со мной о тебе говорил
«он спросил меня, что с тобой
«я сказал, что ты еще
получив следующий чек, я
в конечном итоге согласиться на другую похожую
я в конце концов простил их всех
от смертности человек иногда
ненанимаемым на работу
О.Хаксли умер в 69,
слишком рано для такого
а я прочел все его
но на самом деле
действительно немного помог
мне пройти через
пьяные богадельни и
вместе с гамсуновским
великие книги — это
я поразился самому
себе за то, что мне понравилась
но она действительно вышла
из этакого оголтелого
и когда я впервые
которая однажды швырнула
пролетели мимо меня.
на заводе осветительных
сказал этой даме:
«вот, почитай-ка лучше!»
себе в жопу!» заорала
как бы то ни было, в 69 наверное
рано было Олдосу
но я полагаю, что это
проходить через все это,
меркнет, это как бы
а уборщиц, таксистов,
ментов, медсестер, грабителей
рыбаков, поваров с их жареной картошкой,
величайший актер наших дней
он все жиреет и жиреет,
осталась только прядка волос
которую он перекручивает
у него есть дом в горах
и очень немногие вообще его
некоторые считают его величайшим
у него есть кучка друзей,
с ними его любимое
бывают редкие случаи, когда его находят
с предложением сыграть
в выдающейся (как ему
он отвечает очень тихим
«о нет, я не хочу больше
сниматься ни в каком кино. «
«вам можно прислать
от него снова ничего
он и его кучка друзей
делают после еды
(если ночью прохладно)
пропускают несколько стаканчиков
и смотрят, как сценарии
после еды (теплыми
он раздает несколько
штук своим друзьям
несколько оставляет себе
они запускают их
как летающие тарелки
возвращаются в дом
дерьмовыми. (по крайней мере,
он это чувствует и
там наверху у них
такая куча времени
дни точно бритвы, ночи полны крыс
будучи очень молодым человеком, я делил время поровну между
барами и библиотеками; как мне удавалось обеспечивать
свои остальные обычные потребности — загадка; короче, я просто не
заморачивался этим слишком сильно
если у меня была книжка или стакан, я не думал чересчур много о
других вещах — дураки творят себе собственный
в барах я считал себя крутым, крушил предметы, дрался с
Источник
Дни точно бритвы ночи полны крыс
Стихи последней ночи на земле
СТИХИ ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ НА ЗЕМЛЕ
величайший актер наших дней
дни точно бритвы, ночи полны крыс
в темноту и на свет
мужчина с прекрасными глазами
как и большинство из вас, я сменил столько работ, что
чувствую себя так, будто меня выпотрошили, а кишки
развеяли по ветру.
мне попадались и неплохие люди на
пути, но и другие
однако, когда я думаю обо всех
несмотря на то, что прошло много лет
я вспоминаю Карла: обязанности наши требовали, чтобы мы
оба носили фартуки
завязанные сзади и вокруг
я был у Карла подмастерьем.
«у нас легкая работа,» сказал
каждый день, когда наше начальство одно за другим прибывало
Карл слегка изгибался в талии,
улыбался и с кивком головы
приветствовал каждого: «доброе утро, Д-р Стейн»,
или «доброе утро, м-р Дэй», или
миссис Найт или, если дама незамужем
«доброе утро, Лилли» или Бетти или Фрэн.
ничего не говорил.
Карла, казалось, это тревожило, и
однажды он отвел меня в сторонку: «эй,
где еще, к ебеней матери ты найдешь
двухчасовой обеденный перерыв, как у
«ну ладно, о.к., слушай, для таких парней, как мы с тобой,
лучше ничего не придумаешь, это как раз то,
«поэтому слушай, сначала жопу им лизать трудно, мне
мне тоже нелегко пришлось привыкать,
но через некоторое время я понял что нет
я просто панцирь отрастил.
теперь у меня есть панцирь,
я смотрел на него — и точно, он походил на человека с
панцирем, выражение лица у него было как
маска, а глаза ничтожны, пусты и
я смотрел на истасканную погодой и
прошло несколько недель.
ничего не изменилось: Карл кланялся, прогибался и улыбался
непоколебимо, изумительный в своей
то, что мы смертны, никогда, наверное, не приходило ему
что нас могут поджидать
я выполнял свою
затем однажды Карл снова
отвел меня в сторону.
«слушай, со мной о тебе говорил
«он спросил меня, что с тобой
«я сказал, что ты еще
получив следующий чек, я
в конечном итоге согласиться на другую похожую
я в конце концов простил их всех
от смертности человек иногда
ненанимаемым на работу
О.Хаксли умер в 69,
слишком рано для такого
а я прочел все его
но на самом деле
действительно немного помог
мне пройти через
пьяные богадельни и
вместе с гамсуновским
великие книги — это
я поразился самому
себе за то, что мне понравилась
но она действительно вышла
из этакого оголтелого
и когда я впервые
которая однажды швырнула
пролетели мимо меня.
на заводе осветительных
сказал этой даме:
«вот, почитай-ка лучше!»
себе в жопу!» заорала
как бы то ни было, в 69 наверное
рано было Олдосу
но я полагаю, что это
проходить через все это,
меркнет, это как бы
а уборщиц, таксистов,
ментов, медсестер, грабителей
рыбаков, поваров с их жареной картошкой,
величайший актер наших дней
он все жиреет и жиреет,
осталась только прядка волос
которую он перекручивает
у него есть дом в горах
и очень немногие вообще его
некоторые считают его величайшим
у него есть кучка друзей,
с ними его любимое
бывают редкие случаи, когда его находят
с предложением сыграть
в выдающейся (как ему
он отвечает очень тихим
«о нет, я не хочу больше
сниматься ни в каком кино. «
«вам можно прислать
от него снова ничего
он и его кучка друзей
делают после еды
(если ночью прохладно)
пропускают несколько стаканчиков
и смотрят, как сценарии
после еды (теплыми
он раздает несколько
штук своим друзьям
несколько оставляет себе
они запускают их
как летающие тарелки
возвращаются в дом
дерьмовыми. (по крайней мере,
он это чувствует и
там наверху у них
такая куча времени
дни точно бритвы, ночи полны крыс
будучи очень молодым человеком, я делил время поровну между
барами и библиотеками; как мне удавалось обеспечивать
свои остальные обычные потребности — загадка; короче, я просто не
заморачивался этим слишком сильно
если у меня была книжка или стакан, я не думал чересчур много о
других вещах — дураки творят себе собственный
в барах я считал себя крутым, крушил предметы, дрался с
Источник