Филипп кен ночь кротов

Crashpark Филиппа Кена: головокружение капитализма

Журнал ТЕАТР. – о спектакле-хедлайнере недавнего Holland Festival, который в сентябре показали в рамках Театральной Олимпиады в Санкт-Петербурге.

Реконструированные пейзажи – болота (Swamp Club), пещеры («Ночь кротов») и снежные долины («Меланхолия драконов»), горизонты романтизма («Каспар вестерн Фридрих») и тектонические свидетельства «сотворения мира» (Big Bang) – всегда интересовали Филиппа Кена как художника, сценографа и постановщика.

В основе его проектов часто утопические конструкции, какой стал и сам театр Нантер-Амандье, ставший под его руководством лабораторией, или скорее даже, мастерской самого странного, инопланетного театра – при этом большого, важного, получающего государственные субсидии, своеборазным островом спасения для многих художников и актеров.

Театр Нантер-Амандье – самый авангардный театр парижских предместий – окружает живописный парк имени Андре Мальро, сама архитектура которого заставляет вспомнить об антропоцене и французской театральной децентрализации. Зажатый между небоскребами, железной дорогой и жилыми кварталами, примыкающими к университету, парк с огромным прудом дает пристанище цаплям и редким породам уток. Искусственный ландшафт смягчает линию горизонта. Может ли природа и культура стать спасением или хотя бы временным прибежищем?

Здесь нужно сделать отступление, напомнив о том, что мы живем в эпоху большого экологического апокалипсиса, таяния ледников, глобального повышения температуры на два градуса. И если ничего не изменить в существующем способе производства и распределения, то большая часть Европы и Америки уже через 50 лет станет непригодной для обитания из-за высоких температур, недостатка кислорода, массового перемещения народов из еще более неблагополучных зон, слома существующих социальных структур и обострения конкуренции, если не войны за ресурсы – воздух, воду и пищу. Многие островные территории оказались затоплены уже сегодня. Выгоды и ущерб от капиталистического освоения планеты распределены между развитыми и развивающимися странами самым несправедливым образом. Отрицать этот факт могут только такие одиозные личности, как президент крупнейшего государства-производителя СО2 Дональд Трамп, в то время как тревогу по этому поводу бьют ученые, геологи, философы и экономисты.

Океану, окружающему остров Кена, так и хочется придать метафорическое значение – океан времени, океан суеты. Но на самом деле, это просто вода. Весь спектакль проходит на сцене, залитой водой. Иногда вода еще льется сверху в виде тропического дождя, представляющего комическую внезапность и позволяющего считать сезоны, длительности, промежутки.

Рифмовать глобальную катастрофу с локальной, а крушение мира с крушением самолета, в котором мы все летим на каникулы, само по себе обаятельно. У Кена с его тихими персонажами эта рифма обрастает особенной милотой и уютом. Ведь если мир – террариум, а люди в нем – симпатичные маленькие ящерки и жучки, то что значат все их катаклизмы в масштабе вселенской истории. Ну съел кого-то гигантский спрут, или, может быть, самого спрута съели в картофельном салате – все это остается зрелищем, пока существует сторонний наблюдатель, зритель.

В основе драматургии Crashpark (этот спектакль Кен выпустил в мюнхенском Каммершпиле) – не сама катастрофа, а ее последствия. Как жить после того, как все уже произошло? Замкнутое сообщество у Кена отличается от предлагаемых научной фантастикой в первую очередь тем, что в нем существует солидарность – достаточно утопическое допущение. Давние участники Vivarium Studio помогают освоиться новичкам. Все называют друг друга по имени и никто ни у кого не ворует еду. Выжившие от счастья играют на гитаре, перебираются с обломков лайнера на дикий пляж. Исследуют его, колонизируют как первые поселенцы. В бесконечном брожении по кругу персонажи находят пищу, жуют кокосы, едят бананы, постепенно сменяют потрепанный бизнес кэжуал на экстравагантные костюмы из пальмовых листьев и устраивают изысканный конкурс экзотических танцев с исполнением музыкальных номеров. Культурный досуг на острове разнообразен – и это отдельный сюжет спектаклей Кена: искусство как убежище, закрытая, защищенная территория.
Внутри острова есть пещера, которая сначала интригует возможностью чего-то ужасного и неизведанного, но в итоге оказывается прекрасным местом для вечеринки. Постепенно на острове отрывается бар, диско-клуб, и первозданная красота уступает месту комфорту четырехзвездочного отеля.

Каждый следующий спектакль Кена начинается в том месте, где закончился предыдущий. Для тех, кто волнуется за гигантских кротов из «Ночи кротов» и «Болотного клуба», их можно будет увидеть – но буквально мельком в качестве исконных обитателей острова. Интрига об их возвращении из-под земли сохраняется. Но вместо этого из океана появляется другой живописный монстр, также изготовленный постоянным соавтором Филиппа Кена, художником по костюмам и автором кинетических скульптур Коринн Петипьер.

«Парк аттракционов имени Антонена Арто» – так назывался луна-парк, основанный бандой пожилых рокеров, у которых сломалась машина в концертном турне в спектакле Кена «Меланхолия драконов». История их как будто продолжается в Crashpark, только катастрофа, с одной стороны, стала более масштабной, а с другой – обросла все большими допущениями. Театр Кена в этом смысле похож на театр кукол. В нем существует условность, наивность и завороженность театральной машинерией. Крушение самолета под громкую тревожную музыку изображают актеры в белых халатах, которые носят на руках двухметровую модель лайнера по зрительному залу, следуя за передвижной дымовой машиной (она погружает их в облака). В это время на экраны транслируется салон самолета, в котором пассажиров в масках болтает из стороны в сторону.

Игра с масштабом – один из основных приемов этого спектакля. Остров, который осваивают упавшие с неба пришельцы, крутится, как планета Земля. Актерам приходится все время балансировать, совершая манипуляции с кокосами и пальмовыми листьями. А зрителям удается рассмотреть мини-модель вселенной со всех сторон.

В Crashpark необычно много музыки. Чувствуется, что одновременно с репетициями режиссер успел поставить оперу в Берлине (на основе неоконченного произведения Клода Дебюсси и «Падения дома Ашеров» Эдгара Алана По). У некоторых исполнителей есть профессиональный музыкальный бэкграунд. Многие сцены сопровождают барочные арии в духе «Галантных Индий» и мелодичные концертные номера, самый зажигательный из которых What’s inside a volcano можно выпускать отдельным синглом.

Какие книги вы взяли бы с собой на необитаемый остров? Персонажи спектакля находят в обломках самолета исключительно тематическую литературу от Даниэля Дефо и Роберта Льюиса Стивенсона до Жиля Делеза и Гастона Башляра. Мир Робинзона Крузо, которому приходится вручную воссоздавать все предметы вокруг себя, и одиночество Джузеппе Унгеретти, для которого остров по определению – изоляция (по-итальянски – isola) обыгрываются иронически.
Когда прозвучит трубный глас, проскачут четыре всадника и океаны выйдут из берегов, лучше бы всем выжившим оказаться на таком дружелюбном острове, как театр Нантер-Амандье.

Источник

Филипп кен ночь кротов

вилисов постдраматический запись закреплена

ДЕСЯТЬ! НОВЫХ! СПЕКТАКЛЕЙ! НА ВИДЕО!

ВСЕ. АБСОЛЮТНО. ХИТОВЫЕ.

Давайте с вами так договоримся: я прицепляю десять новых видео откровенно потрясающих спектаклей, а вы репостите, чтобы их увидели все, и обращаете внимание на нативное промо моего курса по дополненной реальности. Потому что я не только выкладываю уникальные видео, но ещё и сделал самый подробный курс о технологии, которая в ближайшие лет пять радикально изменит то, как человек взаимодействует с физическим миром. Вы можете взяться за это уже сейчас. Весь курс лежит в телеграм-боте и — извините за честность — он просто огненный: https://ttttt.me/ya_arubot

1) Роберт Уилсон — «Гамлетмашина» (ОХ ВАУ одна из самых мощнейших его работ)
2) Мило Рау — «Репетиция. История театра» (потрясающе пронзительный спект С РУССКИМИ СУБТИТРАМИ АААААА)
3) Филипп Кен — «Ночь кротов» (просто гениально, я орал каждые минут пять)
4) Саша Вальц — «Kreatur» (аааааааааа)
5) Кэти Митчелл — «Орландо» (с субтитрами!!)
6) Юваль Шарон — «Три сестры» (опера Этвёша в мощнейшей постановке с РУССКИМИ сабами аааа)
7) Роберт Уилсон — «Мессия» (. )
8) Филипп Кен — «Меланхолия драконов» (гениальный мужик, с субтитрами)
9) Анна Тереза Де Кеерсмакер — «Чезена» (. без субтитров. просто танцуют. )
10) Мило Рау — «ЛЕНИН» (с субтитрами аааа!! !! ! !)

пожалуйста, поделитесь этим постом. возможность увидеть эти видео должна быть у всех.

Источник

Фатальный морепродукт

«Парк крушений» Филиппа Кена на Театральной олимпиаде

На Театральной олимпиаде в Санкт-Петербурге показали спектакль Филиппа Кена, худрука театра «Нантер-Амандье» — самого авангардного театра парижских предместий. С подробностями — Алла Шендерова.

В малой экосистеме, которую воссоздает Филипп Кен, предусмотрено все, даже пенный огнетушитель

Фото: Francois-Xavier Rouyer

В малой экосистеме, которую воссоздает Филипп Кен, предусмотрено все, даже пенный огнетушитель

Фото: Francois-Xavier Rouyer

До того как возглавить в 2014-м «Нантер-Амандье», Филипп Кен объездил все престижные фестивали со своей «Вивариум Студио» (Vivarium Studio), основанной еще в 2003 году. В нулевые спектакли «Вивариума» становились самым изящным пунктом программы Авиньонского фестиваля. Стены Папского дворца сотрясали театральные байопики от мэтров вроде Кастеллуччи, Макберни и Марталера, а параллельно где-то в предместье шел «Swamp Сlub» — то ли перформанс, то ли инсталляция, в которой зрители наблюдали за кучкой чудаков, собравшихся на крошечном заболоченном островке, в гроте которого жил гигантский крот.

С выхода трех таких кротов и начинается действие спектакля «Crashpark», в русском варианте названного «Парк крушений. Жизнь одного острова». Это вообще принцип Кена: каждый следующий его спектакль начинается примерно там, где кончается предыдущий. И если вы видели другие его постановки — «Эффект Сержа» (2013, фестиваль NET), «Swamp Club» (2014, Александринский фестиваль),— сходу узнаете не только крота, но и ту легкую, ироничную, ни к чему не обязывающую атмосферу, что и делает эти зрелища такими пленительными.

Хотя в чем-то нынешний «Парк крушений» подрастерял свою беззаботность, получив взамен конкретный, вполне киношный сюжет (о кино, причем старом, напоминает и неумолкающий механический звук «таперского» пианино). В прологе зрители смотрят видео: стюарды в самолете разносят еду, капризные пассажиры сначала дружно и неаппетитно жуют, потом засыпают — пока бортовой персонал во главе с капитаном воздушного судна по кругу выпивает бренди из колпачка бутылки. Экран гаснет, а по темной сцене кружат люди в белых халатах, держа над головами модель самолета и обкуривая публику густым дымом. Когда он рассеется, слева в глубине (в Санкт-Петербурге спектакль шел на Новой сцене Александринки, где игровое пространство начинается у ног первого ряда) окажется дымящийся обломок самолета, а справа — крошечный остров с двумя пальмами и гротом, который спешно покидают три крота человеческого роста.

Жаль, конечно, что в России не показывали «Меланхолию драконов» (2008), в финале которой стайка пожилых рокеров, тщетно пытавшихся чинить сломанную в ходе турне машину, основывала «Парк аттракционов имени Антонена Арто»,— в каком-то смысле «Парк крушений» продолжает именно тот спектакль. Оглушая зал ужасными стонами, из иллюминаторов вылезают жертвы катастрофы. Они в шоке, под ногами вода, сбоку — пара спасительных утесов. Картину апокалипсиса дополняет тропический дождь. Когда он закончится, а несчастные уймут свои крики, выяснится, что руки-ноги целы (у одной из пассажирок уцелел даже самолетный обед), а земля, то бишь остров — в двух метрах. Как восемь человек добираются до суши, кто — цепляясь за трос, кто «плавая» по полу (вода на сцене едва доходит до щиколоток), стоило бы описать отдельно.

Ты вроде бы видишь, что все понарошку, крики отчаянья вторят героико-романтической мелодии пианино, а чемоданы звучат не хуже тамтамов, и все равно чуть не плачешь от счастья, когда вся компашка оказывается среди зелени. Последний «плывет» к острову на спущенной надувной лодке, используя вместо весла гитару, на которой сразу начнут музицировать. Островок крутится, люди бегают и поют, то и дело вскрикивая от радости: тут бананы, там кокосы — природа снисходительна и дружелюбна. Дружелюбен и Филипп Кен, режиссер, художник и демиург этой малой экосистемы — не журит и не грозит пальцем, даже когда люди швыряют в воду банановые шкурки. Важна ведь не только экология земли. Человек тоже экосистема, напоминает Кен, его мир — уютный мирок, в котором все помогают друг другу и предаются искусству. Сперва танцуют, облачившись в папуасские одеяния из пальмы (среди выживших обнаруживается профессиональный контратенор), потом переодеваются в платья а-ля диско — чей-то несгоревший багаж в салоне обнаружит чудом очнувшийся капитан корабля (тот самый, что пил бренди из колпачка). Когда все переоденутся, самая пожилая и деятельная из выживших пригласит их в бар, устроенный в кротовьем гроте. А пока они будут танцевать под шлягер «What’s inside volcano», в грот залезет гигантский спрут и примется всех душить. Чудовище одолеют и даже начнут есть. Актер, только что управлявший щупальцами, примкнет к спасенным.

И только тут станет заметно, что теперь все они в костюмах XVIII века, совсем как персонажи «Острова рабов» — последней постановки великого Джорджо Стрелера. Как знать, может, Стрелер и ни при чем, может, 49-летний Кен умудрился никогда о нем и не слышать. Просто он решил уместить всю историю человечества на одном маленьком острове. Не зря же в обгорелом салоне найдется связка книг: «Робинзон Крузо» Дефо, «Буря» Шекспира, «Утопия» Томаса Мора, «Счастливые дни» Беккета и что-то из Жиля Делёза. Список можно продлить — финал спектакля, как всегда у Кена, открыт, продолжение следует. И никакая катастрофа не становится последней.

Источник

Режиссер Филипп Кен:
Чтобы спасти человека, ему на помощь должны прийти звери

19 сентября в Санкт-Петербурге открывается VIII Международный театральный фестиваль «Александринский» — премьерой спектакля Валерия Фокина «Воспоминания будущего» на основной сцене Александринского театра. Самое значительное событие гастрольной секции фестиваля — спектакль Филиппа Кена Swamp Club, его покажут 2 и 3 октября на Новой сцене. В ожидании премьеры хедлайнер Авиньона-2013 и один из главных героев современной французской сцены рассказал «Снобу» о магии палочников, живучести романтической традиции, диктатуре рынка и противоречивых отношениях с современным искусством

Поделиться:

Москвичам Кен немного знаком: в прошлом году он приезжал на фестиваль NET со спектаклем «Эффект Сержа». Swamp Club, где, кроме незадачливых людей, действует, например, крот-мутант, — другая визитная карточка его коллектива Vivarium Studio, до недавнего времени ютившегося в небольшой полуподвальной галерее в Париже. Но теперь «Виварий» перебрался в Нантер, где Кен возглавил театр Amandiers. И поступил с ним примерно как Кирилл Серебренников с Театром им. Гоголя: полностью переформатировал старика, сделал ремонт и составил концептуальную программу сезона 2014–2015. Теперь в этом театре есть, например, медиатека и зеленый амфитеатр, где зрители сидят на склоне холма, обращенного к зданию театра, а спектакль происходит внутри него. А в программе — новый спектакль Кена Next Day с участием тринадцати фламандских детей, которые хотят спасти мир. И, например, «Ребенок» Бориса Шармаца, в котором 26 школьников из Ренна становятся «материалом» в руках профессиональных танцовщиков: детей как безвольные тушки, прекрасные, но не осознающие себя, подкидывают, поднимают, переносят, вызывая у них восторг и желание чему-то учиться, так что постепенно они оживают и обретают собственные движения. Кроме того, в программе работы Жерома Беля, Винсана Макена, Мило Рау, Rimini Protokoll, пьеса режиссера Кристофа Оноре, спектакль художника Тео Мерсье и многое другое. Отечественным фестивальным антрепренерам есть к чему присмотреться. Пока же встречаем в Петербурге классику — Swamp Club и его удивительного автора.

С Вы ведь вообще-то художник. Зачем вы занимаетесь театром?

Чтобы работать вместе со своими друзьями. Чтобы заниматься публичным искусством и находиться в прямом контакте со зрителями.

С Серж, герой спектакля, который вы привозили в Москву на фестиваль NET, делает маленькие спектакли один у себя дома.

Вы же видели, это не совсем так. У него много друзей в разных странах, в том числе в России. Для участия в спектакле мы каждый раз приглашаем нескольких жителей города, в котором его показываем, с условием, что это не должны быть известные актеры.

Фото: Martin Argyroglo

С Театр Vivarium Studio, основанный вами десять лет назад и занимающийся по большей части лабораторной работой, — это альянс вполне самостоятельных художников. Таких мобильных групп по всей Европе появляется с каждым годом все больше и больше. Как думаете, почему сегодня люди искусства предпочитают не работать в одиночку, а сбиваться в маленькие сообщества?

Не знаю, для нас важно быть вместе, принимать вместе решения. Часто это политические решения, достаточно амбициозные. А когда мы вместе, это придает силы, уверенность в гораздо большей степени, чем индивидуальная работа.

С В основе многих спектаклей Vivarium Studio лежат естественно-научные концепции. Вам нравится каталогизировать, коллекционировать предметы или явления?

Сейчас, положим, нет, но вот когда я был маленьким, собирал насекомых. Мне нравились палочники — насекомые, похожие не то на листочки, не то на деревянные щепки. Я просто обожал изучать их, наблюдать за ними. У Жоржа Диди-Юберманна есть один важный для меня текст про палочников, он рассматривает их возможность перевоплощаться, казаться не тем, что они есть на самом деле. Ну и название нашего театра, как вы можете догадаться, тоже напоминает об удовольствиях энтомолога.

С Театр как своего рода живой уголок?

Как естественная возможность наблюдения за людьми. Со всеми ограничениями — например, фронтальности, — которые он накладывает.

С В спектаклях Vivarium Studio, кочующих в последние годы с одного крупного европейского форума на другой, всегда ощутимо присутствие природы: большие деревья с большими листьями, водопады, водоемы. В Big Bang можно было поплавать на надувной лодке, в Swamp Club на сцене целая экосистема с цаплями, осокой и другими болотными растениями. Но природа всегда ограничена какой-нибудь искусственной рамкой. Почему?

Это игра в натурализм. В театре интересно играть с тем, что реально, а что нереально; что предусмотрено, а что непредсказуемо. Есть еще игра слов в выражении «человеческая природа» (la nature humaine) — я сочиняю текст для конкретных исполнителей, в случае спектакля «Эффект Сержа» это Гаэтан Вурк. Ну еще присутствие природы в наших постановках — это в том числе дань романтической традиции. На лоне природы человек впадает в меланхолию, задумывается о нарушенном сегодня естественном порядке вещей.

Фото: Martin Argyroglo

С При этом свои полуфантастические пейзажи вы населяете животными, словно бы сошедшими со страниц «Книги вымышленных существ» Борхеса. Какую роль они играют в спектаклях Vivarium Studio?

Чтобы спасти человека, ему на помощь должны прийти звери. Знаете, на меня неизгладимое впечатление произвела поездка в Японию: у них есть монстры для решения любых личных и социальных проблем, монстры, аллегорически представляющие страхи. Ничего подобного в Европе вообще и во Франции в частности нет и в помине, пантеон наших monstres sacrés очень скромен: волк, дракон — вот и весь сказ.

С Собственно театральная деятельность — лишь одно из направлений мультидисциплинарной работы Vivarium Studio: вы ведь еще и организацией выставок занимаетесь, издаете книги и фотоальбомы, не говоря уже о перформансах и site-specific, которые ваша команда делает то тут, то там. Как, кстати, прошла премьера вашего последнего проекта Bivouac в Нью-Йорке?

Неправильным было бы сказать, что фестиваль Performa пригласил выступить в Бруклине именно Vivarium Studio — они, если можно так сказать, запали на гигантского крота, которого вы видели в Swamp Club, и попросили нас сочинить какой-то site-specific с его участием. В итоге мы придумали перформанс-путешествие, варьирующий мотивы Swamp Club: крот собирал зрителей в автобус, вез их на экскурсию по всяким странным местам, откуда, например, открывалась совершенно непривычная панорама Нью-Йорка.

С На московском показе «Эффекта Сержа» у многих зрителей сложилось ощущение, что вы будто бы смеетесь над всей индустрией contemporary art, над галерейным бизнесом, системой арт-резиденций.

Есть немного. Искусство должно быть свободным, а сегодня художник очень зависим от причуд коллекционеров, тирании мод, конъюнктуры рынка — всем нам приходится работать в очень непростом контексте. Театр, как мне кажется, куда более свободен, даже если он существует за счет государственных бюджетов. Вот, кстати, и еще одна причина, почему я занимаюсь театром. Хотя на самом деле мое отношение к современному искусству нежнее иронии — я все-таки очень много черпаю из работ, скажем, Фишли и Вайса или Романа Зигнера (видеозапись перформансов Зигнера и фотоинсталляции Фишли и Вайса можно увидеть в сентябре-октябре в ГЦСИ, на выставке Kulturprozent. — Прим. ред.).

С Вам ведь тоже приходится быть частью арт-рынка: собирать программу фестиваля в театре «Женвилье», гастролировать с Vivarium Studio.

Более того, именно арт-рынок позволил выжить такому утопическому проекту, как Vivarium Studio. Французское государство тратит на культуру довольно много денег, но в самом начале нам жилось очень и очень несладко. Мы зависли между миром театра, танца и contemporary art — и нигде толком не могли прижиться. Мы начали вести более или менее спокойную жизнь только после того, как получили признание в Германии и Швейцарии, — наша команда выживала только благодаря поддержке фестивалей.

С Видела в Германии вашу «Пьесу для технического персонала драматического театра Ганновера». На большой сцене, с декорациями. Как вы работаете со зрелищностью?

Предпочитаю интимность. Даже на большой сцене стараюсь сохранить ее между актерами. В этом спектакле техники театра готовят небольшую новогоднюю вечеринку.

Фото: Martin Argyroglo

С Они очень смешно тестируют сценическую машинерию, у них, по-моему, даже заедает подъемник.

Очень люблю этот спектакль. Жаль, что мы не смогли с ним съездить на гастроли: техники постоянно нужны в театре.

С Вы теперь тоже будете работать в большом репертуарном театре. Только что вы возглавили театр Amandiers в Нантере, которым в свое время руководили такие big guys французского театра, как Патрис Шеро и Жан-Луи Мартинелли. Как вы сами относитесь к этому новому витку своей карьеры?

Мне уже давно казалось интересным и важным развить идеи Vivarium Studio в стенах какой-то крупной институции, и когда в Нантере объявили конкурс на замещение должности руководителя Amandiers, я прошел собеседование — и в итоге выиграл. Я бы хотел начать с оммажа нашим старшим современникам и пригласить туда Хайнера Геббельса и Кристофа Марталера, а в ближайшем будущем сконцентрироваться на поддержке молодых артистов из разных стран мира. С

Источник