Удивительная история про шахтеров и героического крыса Ерему… Вот так спасатель!
Случилось это в Кузбассе 70-х годах. Еще молодым специалистом определили его в бригаду к пожилому прожженному шахтеру Митричу. Ничего особенного в его бригаде не было, кроме одного. Как-то во время смены, подрубили они крысиное гнездо.
Крысу маму и всех крысенышей сразу поубивало, кроме одного. Митрич его выходил — кормил молоком из блюдца, когда тот по молодости прихварывал, растворял ему антибиотики в молоке.
После такой усиленной заботы на хорошем питании крысенок окреп, вырос и превратился в большего упитанного крыса по имени Ерема.
Ерема прижился в бригаде, имел собственный паек, любил сало и свежий хлеб, и обедал по часам со всей бригадой. Работали они на старой, еще довоенной, шахте, выбирая уголь почти у центра Земли.
Однажды случилось во время смены ЧП — рванули пары метана, штольня почти на всем протяжении обвалилась, завалив проход метров на 200 вместе с шахтой подъемника.
Нескольких горняков раздавило, как мух, остальные успели отскочить в глубь штольни. Пришли в себя, стали подсчитывать шансы. Воздух просачивается, но из воды и запасов пищи на шесть человек только полфляги воды и три бутерброда, которые Митричу на обед положила жена.
Спасателям для того, чтобы добраться до шахтеров понадобится не меньше месяца. В лучшем случае (не забывайте — 70-е годы, из всей спасательной техники — экскаватор и лопаты с отбойниками). Все приуныли. Вдруг в темноте показались два крысиных глаза — Ерема.
Посветили на него фонариком — крыс лежит на спине и машет лапками в сторону завала. Потом перевернулся, пробежал немного, опять на спину и машет. И так раза три. Зовет, что ли, — предположил один из горняков.
Делать-то нечего — пошли за ним. Крыс, поняв, что люди идут за ним, более не переворачивался, залез на завал и исчез в щели. Шахтеры за ним. Сверху завала осталась щель, размером в аккурат, чтобы протиснуться самому габаритному. Протиснулись.
Метров через пять смотрят, взрывом покорежило стену штольни и открылся боковой проход. Залезли туда. В полный рост не встать, но на четвереньках можно. Крыс дождался пока последний шахтер не залезет в проход, и побежал дальше.
Шестеро шахтеров на четвереньках — за ним. Проползли какое-то расстояние и уперлись в стену. Эх, Ерема, в тупик завел — резюмировал Митрич. Кто-то из шахтеров посоветовал переименовать его в Сусанина. Давай назад, — приказал Митрич, еле перевернулся в штольне и пополз назад.
Тут Ерема прыгнул и вцепился в штанину Митрича, прокусив брезентовую материю и икру Митрича до крови. Так и висит на нем, задними лапами упирается. Митрич орет от боли. Но Ерема его не выпускает.
А ведь он нам говорит — долбить надо, — догадался один из горняков, подполз к тупику и стал добить его молотком, оказавшимся при нем. Как только молоток стал вгрызаться в породу, Ерема тут же отпустил Митрича и прилег рядом.
Двоих самых худосочных отправили назад за инструментом и уже через час, сменяя друг друга, стали долбить породу. Отколотые пласты оттаскивали к завалу. Как долго долбили, и сколько метров прошли никто не помнит.
Когда сели аккумуляторы — долбили в темноте. Вымотались так, что работали как машины — без эмоций, на автомате. Поэтому, когда молоток, прорубив породу, улетел в пустоту, никто не удивился, ни обрадовался.
Когда их, потрепанных, истощенных, но живых подняли на поверхность из соседней, заброшенной шахты, оказалось, что они продолбили шестьдесят метров за две недели, в то время как спасатели не могли до конца расчистить от обломков обвалившуюся шахту, которая еще два раза обваливалась,
вынуждая начинать расчистку по новой.
А Ерему Митрич забрал домой и с тех пор до самой своей крысиной смерти Ерема жил в индивидуальном доме и каждое утро жена Митрича лично меняла ему воду в поилке, сало и хлеб на все самое свежее.
Похоронили Ерему в сделанном специально по этому случаю шахтеров из той бригады ящике из ценной породы дерева, а на могиле поставили крошечный гранитный камень с единственной надписью «Ереме от 25 человек» (именно столько людей проживало на тот момент в семьях спасенной шестерки горняков). Этот камень стоит там до сих пор.
ЧТОБЫ ВИДЕТЬ ВСЕ ИСТОРИИ мало поставить «Нравится» странице. Facebook следит, ставите ли вы лайки, делаете репосты и оставляете ли комментарии к анонсам публикаций в ленте.
Источник
Невероятная история про шахтёров и героического крыса Ярему.
Случилось это в Кузбассе 70-х годах. Еще молодым специалистом определили его в бригаду к пожилому прожженному шахтеру Митричу. Ничего особенного в его бригаде не было, кроме одного. Как-то во время смены, подрубили они крысиное гнездо.
Крысу маму и всех крысенышей сразу поубивало, кроме одного. Митрич его выходил — кормил молоком из блюдца, когда тот по молодости прихварывал, растворял ему антибиотики в молоке.
После такой усиленной заботы на хорошем питании крысенок окреп, вырос и превратился в большего упитанного крыса по имени Ерема.
Ерема прижился в бригаде, имел собственный паек, любил сало и свежий хлеб, и обедал по часам со всей бригадой. Работали они на старой, еще довоенной, шахте, выбирая уголь почти у центра Земли.
Однажды случилось во время смены ЧП — рванули пары метана, штольня почти на всем протяжении обвалилась, завалив проход метров на 200 вместе с шахтой подъемника.
Нескольких горняков раздавило, как мух, остальные успели отскочить в глубь штольни. Пришли в себя, стали подсчитывать шансы. Воздух просачивается, но из воды и запасов пищи на шесть человек только полфляги воды и три бутерброда, которые Митричу на обед положила жена.
Спасателям для того, чтобы добраться до шахтеров понадобится не меньше месяца. В лучшем случае (не забывайте — 70-е годы, из всей спасательной техники — экскаватор и лопаты с отбойниками). Все приуныли. Вдруг в темноте показались два крысиных глаза — Ерема.
Посветили на него фонариком — крыс лежит на спине и машет лапками в сторону завала. Потом перевернулся, пробежал немного, опять на спину и машет. И так раза три. Зовет, что ли, — предположил один из горняков.
Делать-то нечего — пошли за ним. Крыс, поняв, что люди идут за ним, более не переворачивался, залез на завал и исчез в щели. Шахтеры за ним. Сверху завала осталась щель, размером в аккурат, чтобы протиснуться самому габаритному. Протиснулись.
Метров через пять смотрят, взрывом покорежило стену штольни и открылся боковой проход. Залезли туда. В полный рост не встать, но на четвереньках можно. Крыс дождался пока последний шахтер не залезет в проход, и побежал дальше.
Шестеро шахтеров на четвереньках — за ним. Проползли какое-то расстояние и уперлись в стену. Эх, Ерема, в тупик завел — резюмировал Митрич. Кто-то из шахтеров посоветовал переименовать его в Сусанина. Давай назад, — приказал Митрич, еле перевернулся в штольне и пополз назад.
Тут Ерема прыгнул и вцепился в штанину Митрича, прокусив брезентовую материю и икру Митрича до крови. Так и висит на нем, задними лапами упирается. Митрич орет от боли. Но Ерема его не выпускает.
А ведь он нам говорит — долбить надо, — догадался один из горняков, подполз к тупику и стал добить его молотком, оказавшимся при нем. Как только молоток стал вгрызаться в породу, Ерема тут же отпустил Митрича и прилег рядом.
Двоих самых худосочных отправили назад за инструментом и уже через час, сменяя друг друга, стали долбить породу. Отколотые пласты оттаскивали к завалу. Как долго долбили, и сколько метров прошли никто не помнит.
Когда сели аккумуляторы — долбили в темноте. Вымотались так, что работали как машины — без эмоций, на автомате. Поэтому, когда молоток, прорубив породу, улетел в пустоту, никто не удивился, ни обрадовался.
Когда их, потрепанных, истощенных, но живых подняли на поверхность из соседней, заброшенной шахты, оказалось, что они продолбили шестьдесят метров за две недели, в то время как спасатели не могли до конца расчистить от обломков обвалившуюся шахту, которая еще два раза обваливалась,
вынуждая начинать расчистку по новой.
А Ерему Митрич забрал домой и с тех пор до самой своей крысиной смерти Ерема жил в индивидуальном доме и каждое утро жена Митрича лично меняла ему воду в поилке, сало и хлеб на все самое свежее.
Похоронили Ерему в сделанном специально по этому случаю шахтеров из той бригады ящике из ценной породы дерева, а на могиле поставили крошечный гранитный камень с единственной надписью «Ереме от 25 человек» (именно столько людей проживало на тот момент в семьях спасенной шестерки горняков). Этот камень стоит там до сих пор.
Источник
Как крыса спасла горняка в затопленной шахте.
Смена заканчивалась. Бригада проходческого участка славно поработала сегодня. Бригадир был доволен.
-Ну вот, молодцы, мы сегодня. Осталось за малым. Подойдет с крепежом оказия. Разгрузим. На ней до ствола и доберемся. Чай, ноги-то свои. Не казенные.
Все засмеялись. И, Сашка, видя благодушное настроение бригадира , спросил:
-Дядь, Мить! Отлучусь.
-Я те отлучусь! Знаю, я твои отлучки.
-Дядь Мить! Я ж в трубу! Я туда головой свободно вхожу.
-Мать бы пожалел! Одна она у тебя, а ты все с шуточками. Ладно, лес подойдет, за ногу дернем! За двоих работать будешь.
Сашка отошел от стены, где только что закончили крепеж забоя, юркнул в сторону, где была вентиляционная труба. Снял ремень. Перебросил его через крюк. Подтянулся на руках и сунул голову в трубу. Там высоко-высоко было видно синее небо.
Беда на шахте! Беда!
На спасательной станции завыла сирена.
Люди, стоящие на остановке, переглянулись.
-На какой? Кто знает?
-Да хоть на какой. Везде мужики наши.
Женщина, стоявшая поодаль, стала креститься и читать молитву «Отче наш». Подошел автобус, спросили водителя, не знает ли на какой шахте авария. Он сказал. И женщина, которая осеняла себя крестным знамением, мгновенно втиснулась в салон, придвинулась ближе к водителю.
-Остановите, у шахтоуправления?
-Остановлю. Да не беспокойтесь. Все нормально будет. Не взрыв же произошел,
-Мой сынок нынче там. Все в слесарях ходил. Все ждал, когда под землю, когда? Месяц, как ходит. Нарадоваться не мог. И зарплату получил хорошую. Господи! Да что же случилось?
Колыбельная для крысы.
Санька сидел, засунув голову в полую трубу для вентиляции. Он хотел покурить. Но, вспомнив строгий взгляд бригадира, передумал. Сегодня хороший был день. Дядя Митя им доволен. И он его больше злить ни за что не будет. Сидел, думал о том, о сем, ждал, когда дернут за ногу, когда придет оказия. Но никто не приходил. Никто не дергал его за ногу. Так в ожидании, он уснул. Проснулся от холода. Он весь был в воде. Санька протянул руку, похлопал по воде, закричал в трубу. Ему никто не ответил. Он высвободил голову. Вода не доходила до потолка и можно было дышать. Он присмотрелся. Когда глаза привыкли к темноте, он начал различать, что вокруг плавают бревна. Он ухватился за одно. Наткнулся на руку. Ужас страха охватил его. Вокруг него плавали вовсе не бревна. И в тот же миг к нему со всех сторон поплыли крысы. Они шныряли ему под робу, лезли в сапоги, набивались запазуху, на спину. Сначала он гнал их от себя. Но когда понял, что это бесполезно. Притих. Притихли и они. Он снова ухватился за старый крюк в «потолке». Сунул голову в трубу, чтобы дышать. Набившиеся в его робу крысы стали согревать его. Притаились. Притихли. И, чтобы совсем успокоиться самому, достойно умереть, как они, его товарищи, он начал петь песни их бригадира «Здесь на шахте угольной», «Я люблю тебя жизнь». Вспомнил все колыбельные, что пела мама. Стоило замолчать, как крыса, притулившаяся у него на руках, начинала драть ему робу. И он начинал снова: «Спи, моя радость, усни. В доме погасли огни. «
Есть ли шансы на спасение?
Автобус остановился. Женщина вышла. Направилась к главному корпусу шахтоуправления. Всюду стояли машины со спасательных станций. Группами кучковались шахтеры. Те, что только вышли, их можно было узнать по обведенным, как карандашом глазам. Женщина бросилась в одну из этих групп.
-Где?- с горечью, сквозь слезы, спросила она.
Кто-то узнал ее. Прижал к себе.
-Не переживай, мать, есть шансы, живы наши шахтерики, живы..
Она обвисла на нем всем своим телом и разрыдалась. Ее провели в здание. Там были уже родители и жены тех, кто находился под землей.
Врач дала ей лекарство. Присела к ней.
-Мария Ивановна. Не волнуйтесь, все хорошо будет. Спасатели работают. Воду откачивают. Из других городов специалисты едут.
Врач отвела взгляд, полный слез и куда-то в сторону прошептала : » А про это только одному Богу сейчас известно».
. Три дня без перерыва откачивали воду, чтобы можно было наконец-то спуститься в забой, продвинуться по пути на участок. Проход был завален.
Шансов на то, что люди могли выжить, не было. Жили только надеждой, что где-то там, неподалеку был «карман», может быть в нем удалось как-то сгруппироваться, спастись. Не спаслись. Первые спасатели принесли первый черный мешок. Город готовился к трауру.
Мария Ивановна достала портрет сына. Его нужно сегодня отнести в профком. Первый, что она давал на овал для памятника, получился мутным, размытым, попросили принести другую фотографию.
Она присела на краешек кресла. Первое его приобретение с получки. Как радовался и гордился, что мама будет сидеть не на табуретке, а в мягком кресле. Задумалась, вспомнив его веселое смеющееся лицо. Сегодня она увидит другое его лицо. И мать заплакала.
Что-то ей совсем не везет. Пошли выбирать ему костюм, выбрали. Всем выбрали, а у его костюма не оказалось брюк. Шьют. Кто-то из профкома по своим связям, через знакомых. Брюки что. Всем гробы оббили. Ему на крышку пятидесяти сантиметров не хватило. Докупали. 50 сантиметров! Этож надо!
Сегодня обещали достать остальных. Он у нее в «остальных». Надо ехать встречать сына.
Шесть черных мешков. Один за другим. Но все еще не он. Не он. Вот уже и спасателей нет в клети . Стоят трое. Без мешка. Без носилок. Неужели не нашли ее кровиночку?
Бросилась вперед. А тот, что посередине, сам к ней шагнул:
Сын приблизился к ней. Он плакал и что-то бережно прижимал к себе.
-Что это у тебя, котенок?-спросила мать.
-Крыса. Я три дня пел товарищам, а она слушала. Видно, нравились ей твои колыбельные песни.
Источник