Виктимность и как с ней бороться
В психологии виктим — это вечная жертва, центральной и руководящей формой чувственности которой является глубокий страх. Страх за свою жизнь и здоровье, страх навлечь неприятности, страх перед будущим, антропофобия в целом. Страх, вернее опасливость, нежелание причинить себе вред — оградительное чувство, обычному человеку оно сигнализирует о неполадках и побуждает искать варианты поведения, снижающие деструктивность среды, а не усиливающие ее. Так вот виктимность — это девиация, где человек в силу давления фобий или психотравм соглашается на роль жертвы.
Быть жертвой — смириться. Смириться с насилием (например, в коллективе, из-за скуки выбирающим себе жертву для развлечения), ради по-толстовски определяемой концепции мира где нет места ответу ударом на удар, где формируется и довлеет иллюзия добра как неделание зла во что бы то ни стало. «Я не буду отвечать на зло, покажу пример добродушия своей протянутой навстречу рукой — и он поймет, перестанет нападать». Определенный плюс в виктимности как философии есть — эти люди ценят и весьма оригинально защищают мир, им чужда война и мстительность (то есть если враг исчезнет из поля зрения, сколько бы боли он при этом не причинил, виктим «забудет» его и простит; причем такая забывчивость эквивалентна счастью). Потому виктим обычно не желает врагу поражения с его тяжелыми последствиями в виде потери статуса, здоровья а в тяжких случаях даже жизни: как только жертва «забывает» врага, тот рискует, столкнувшись однажды на улице отнюдь не получить пинок, но с удивлением обнаружить, что стал своей жертве другом. «О, привет, давай забудем все обиды и начнем с чистого листа»; «ну давай», — ухмыляется враг глупости собеседника и предвкушает сладкое чувство мести, или, в случае патологической агрессивности или озлобленности, грядущего длительного кайфа от безнаказанности за причиняемое зло.
При этом нельзя утверждать что виктим — исключительно «забитая собака» с заискивающим взглядом опухших от рёва глаз. Он умеет и кричать, и оскорблять но не по делу и не конкретных обидчиков и насильников, а тех, кто слабее — детей, супруга, любящего человека, какую-нибудь продавщицу, которая «не так упаковала товар». Виктимность, обусловленная страхом перед сильными, влиятельными людьми, коллективами, незнакомыми обстоятельствами превращает жертву в неврастеника и истероида, однако тонко чувствующего, на кого можно напасть без вреда для себя. В конечном итоге виктим превращается во фрика, неспособного защитить не только себя, но и своих близких (на близких он привык сливать негатив, потому никакой помощи от него, естественно, ждать не приходится). Беззащитных всегда «съедают». Увы, человечество чем больше живет, тем явственнее доказывает истинность теории Дарвина. Но все-таки, напомню, в не-неврастеничном варианте виктимной философии есть свой небольшой плюс — они в любом случае «за мир», даже если этот мир — Рим в самом ужасном своем имперском величии. Кстати, в семье, где «властвует» виктим дети обычно тоже виктимны. Ведь его власть — это стихия истерики. К истерикам невозможно привыкнуть, это слепая, внезапная, очень громкая, бурная агрессия, порождающая в детях тот самый парализующий страх, что не дает затем выработать стойкую, адекватную позицию по отношению к чужой враждебности. Особенность в том, что рано или поздно истерика прекращается и виктим опять добрый и хороший. До послезавтра. Потом опять потный, холодный ужас из-за воплей с пеной у рта и т.д.
Вследствие виктим не в состоянии адекватно оценивать агрессию других, он живет интуитивным «а завтра все равно будет хорошо», потому он способен сверхдолго терпеть зло, удары, унижения, сливая негатив на близких, копя яд, отравляющий его и тех, кто его еще любит. Боязнь ответить адекватно на зло обусловлена и страхом, и этой пресловутой надеждой на «завтра-хорошо». Но жертвенное завтра обычно бывает еще хуже.
От виктимности надо избавляться — если не ради себя, то ради близких, которых ваша патология может обратить в инвалидов. То есть на жестокость надо отвечать адекватной жестокостью, на удар — ударом. Средства зла конечно разнообразны, и во взрослом мире буллинг — это ряд неявных психологических средств, направленных на дискредитацию человеческой природы, унижение, неожиданные, беспричинные удары и т.д., продолжающиеся до тех пор, пока вы не перестанете существовать.
Обычно виктим сам провоцирует садистов к агрессии. Особенность садисткой агрессии в том, что она не может закончиться — садист удовлетворяется бесконечной безнаказанностью и виктим для него — сладкий приз, подарок судьбы, который используют как в моральном, так и в материальном плане. Садистскую агрессию проявляют как отдельный человек, так и коллективы — безнаказанность автоматически повышает самооценку и социальный статус, а если безнаказанность подкреплена поддержкой коллектива или начальства, она обретает еще к тому же и смысловой концепт. Например, жертву объявляют «чужаком», «не-нашим», всевозможным нарушителем невесть чего, а себя — сплоченным в едином порыве «иезуитским орденом», цементированным особой и тайной корпоративной псевдоэтикой, ничего общего с человеческой этикой обычно не имеющей. Потому садист не склонен к выяснению объективных обстоятельств, он не говорит с избранной жертвой нормальным языком — он провоцирует, шифруется, играет, наслаждается превосходством. Отнюдь не наказание за вину (вину обычно высасывают из пальца, например — «а когда-то она сказала», «ну это же оскорбительно», «мы отомстим не за себя — за других «своих», «а когда-то повысила голос», «а помните еще вот ту фразу»). Иные убивают и грабят, доводят коллег до самоубийств, и тем, кто это делает не ставят в вину фразы, мысли и крики. Нет, тяжкой, преступной агрессии боятся, «боятся связываться», ей подчиняются ибо она — всегда стайная, подкрепленная методически и организационно. Виктиму же припоминают всё — голос, нелепый вид, странное, необычное поведение, даже мысли и всегда — чужие проступки и преступления. Отсюда жертва всегда виновата во всех мировых войнах, нашествии Талибана (запрещен в России) в Афганистане, пожарах и наводнениях, детских недержаниях, – и это навсегда, об этом будут помнить даже после увольнения или смерти виктима. Отсутствие попытки к защите повышает градус садизма, и даже если жертва начинает вести себя идеально, садист любыми средствами оттаскивает его в прошлое: а мы не забыли, а мы не простили, даже тогда, когда, как писал Есенин «в прошлое возврата больше нет».
Вопрос — откуда взять здоровую злость, если обычно виктима шатает истероидной волной, ощущаемой «мне плохо, больно и я ору на всё, что под руку попадется»? Здоровая злость — это агрессивная реакция на неадекватно причиненное зло. Например, если где-то и с кем-то вы были в состоянии конфликта, причинили вред непосредственно человеку, выяснили затем все обстоятельства конфликта, в случае своей вины погасили ее и вроде как-бы затвердили погашение ситуации, но вторая сторона продолжает агрессию, преследует не только вас, на и вашу семью, причем не случайно — целенаправленно, планомерно, намеренно демонстрируя свою, поддерживаемую какими-то сверхначальственными силами способность уничтожать все ценное вам безнаказанно, наслаждаясь абсолютной властью, — это основной признак садиста. Они никогда не останавливаются на каком-то компромиссе. Им не важна причина, виновны вы или нет (одна садистка в пылу выяснение ее природы и истинных намерений призналась, что у нее нет совести — совесть мешает в достижении основной цели). Цель садиста — получить максимальное удовольствие от унижения, уничижения или даже уничтожения жертвы. Поэтому виктима добивают. И чем дольше длится добивание, тем ярче и оргазмичнее извращенные реакции преследователей. Тем более, если жертва отступает, соглашается на любые условия, лишь бы.
Проблема виктима — это неполнота, слабость психических резервов, необходимых для ответа. Садист силён в стае: обычно люди садистского склада ищут и находят себе подобных, чувствуют своё, своих, и автоматически сближаются. Садист всегда лезет в начальственные кабинеты — чем выше кабинет, тем сахарнее и ванильней складывается судьба садиста. Если он/а находит себе подобного, ему/ей не обязательно доказывать свои «страдания», — он/а находит поддержку автоматически, ему верят на слово, доводы другой стороны во внимание не принимаются. Обычно садисты — носители полукриминальной психологии, при этом в «своих кругах» склонность к клептомании или коррупции и мошенничеству с целью наживы не только не порицается, но и используется для извлечения иных садистских удовольствий.
У виктима как понимаете, не может быть садистской поддержки. Вы — торт, и сколько б вы ни ходили «жаловаться», — никакого эффекта — на вас алчно смотрят и желают сожрать. Но если садист приходит к садисту с просьбой помочь в сжирании очередного торта — тут сразу же, инстинктивно, образуется то-самое-чувство симпатии к себе подобному и — вперед.
Противопоставить неограниченной садистской жестокости можно только здоровую злость. Здоровая злость ограничивает себя однократным и адекватным наказанием виновного. Например, я не хочу видеть воровку и мошенницу рядом с собой и отказываюсь от ее услуг и вообще от нее, — но на этом и кончается. Я не буду преследовать ее, лезть к ее мужу и детям с целью шантажа и прочих мерзостей. Я, как нормальный человек, сделаю все, чтобы не контактировать больше ни с ней, ни с ее окружением и дам об этом знать. Это — адекватная реакция. Ты сделал мне это — я ответил тем же. На оскорбление словом — воздают словом. Постоянного нарушителя, например, клептомана, алкоголика, психопата, склонного к рукоприкладству после объяснения своей позиции, привлекают к ответственности, с садистом-супругом разводятся, с сидящим на твоей шее и пухнущим с твоих подачек «приятелем» рвут отношения, человеку, пытавшемуся тобой мошеннически манипулировать возвращают манипуляцию. И — всё. Поскольку нормальному человеку любая негативщина неприятна, он в любом случае желает погасить конфликт. Садист будет постоянно припоминать, манипулировать чувством вины, «жрать», пока не добьет не только статусно, но и по семье — добивание это, напоминаю, длительное, целенаправленное, не ограниченное ничем мероприятие, от которого садист получает удовольствие. Обычно, если нормальный, но озлобленный против вас человек отвернется от вашей боли и слез, то садист намеренно улыбнется, покажет, насколько ему приятно то, что вы чувствуете. Любая ваша незначительная ошибка, да и даже сама безошибочность, моральная идеальность — тем более вина.
В общем, у виктима нет выхода кроме адекватной защиты. Как говорил Д’артаньян — драться, — значит драться. Особенно если речь идет о защите близких. Кстати, как только виктим осознает сверхценность близких людей, семьи, он перестает быть виктимом. То есть уходит парализующий, несчастный страх, человек начинает внутренне разворачиваться. Да, у виктимов вследствие особой жизненной истории не бывает поддержки «свыше», ибо там царствует иной концепт. Поэтому отбиваться придется самостоятельно, пользуясь теми средствами (естественно, допустимыми с морально-правовой точки зрения), которые по меньшей мере убедят агрессоров в том, что они более не имеют дело с куском пирога. И что даже в случае поражения (стая всегда сильнее), бывшая жертва способна к воздаянию. Если не сразу, то позже.
Вот уже второй год на мою собаку исподтишка нападает бродячая сука. Вообще несобачье поведение — она тихо и беспричинно нападает из засады, быстро, сильно кусает и убегает. Естественно, мой пёсик визжит и катится кубарем, ему больно. Когда он был маленьким, я могла подхватить его, но дело все равно заканчивалось ее победой. Позавчера мы наконец погоняли ее. Не били (камень не долетел до цели к сожалению), но погоняли достаточно. Увидим — будем гонять еще, ибо она неадекватно долго преследовала нас. Конечно, своему пёселю не объяснишь, что в силу породы он — стопроцентный виктим. Но показать, что бояться нельзя, что это лишь усиливает агрессию — надо. Даже собачке.
Порой, на все зло мира мы можем ответить лишь словом. Садиста назовем садистом, абъюзера — абъюзером, покажем что люди, травящие других ради кайфа безнаказанности, неограниченности их зла, ради механического повышения статусности — это по меньшей мере девиантные субъекты. Конечно, в ситуации садистского буллинга, когда жертве ее коллеги (в том числе имеющие высшее гуманитарное образование, кандидаты наук) подмешивают экскременты и мочу в чашку и обеденную тарелку дабы затем кайфануть, — невозможны к воспроизведению с чисто моральных позиций. Я знала двоих (прошу прощения, уже троих — отредактировано 15.08.2021) женщин, которых сожрали высоконравственные коллеги-философы-педагоги с лаборантами, преобразовав таким образом живых людей в затравленных зомби. К удивлению, у одной из жертв био-травли была возможность возместить адекватно — у нее имелся доступ к ключам в кабинеты обидчиков. Ничего не стоило что-то подобное подмешать в чайники, кулеры или сахарницы, или пачкануть посуду. «Я не смогла этого сделать, хотя и очень хотела», — сказала она. Она не смогла бы сделать это даже по приказу и за вознаграждение. Виктимное поведение? Нет, мы нашли иной способ, не опустив себя до их звериного состояния. Господи, да вот оно — счастье — найти в себе человека, особенно если вокруг зверьё. Надо помнить, что гадящие гадят прежде всего себе.
Особенность садистского поведения в том, что вам не объясняют, за что это с вами сделали и почему так неадекватно. Рациональная жестокость (вспомним тщательно продуманный нацистами геноцид) воспринимается тяжелее, чем истеричная: в первом случае ты понимаешь, что тебя целенаправленно и пошагово готовились уничтожить. Как личность, как человека, как жизнь. И, уничтожая, с наслаждением лицезрели ваши мучения. Долго-долго, если вы не покончите с собой (а подмешивание естественных отправлений — это самый действенный способ доведения до самоубийства) или не уволитесь, — долго будут пользоваться вами, если это сломает вас, если обратит в жертву-зомби, потребную исключительно для извращенных развлечений.
Да, слово и мысль не адекватны поступку. Потому и мораль и право наказывают за действие, а замысел, оставаясь нереализованным, не должен повлечь последствия (в случае виктимности как раз наоборот — слово и даже заподозренная мысль становится «страшным злом», за которое тут же, на разбираясь, лишь бы удовлетвориться и повысить свой статус, надо «наказать», и чем неадекватнее и болезненнее, тем лучше).
Даже если вы желаете врагу, террористу, захватившему в заложники вашего ребенка зла и гибели, — вы не преступник и никто не имеет права обвинить вас в этом. Жизнь по большому счету справедлива — говорите с вашими преследователями и несостоявшимися убийцами, и через некоторое время вы можете с удовольствием услышать их печальную историю, серьезно напоминающую обстоятельства вашей катастрофы. Впрочем, нормальный человек никогда не радуется превышению боли, страданиям детей, не берет маржу и проценты. Лишь адекватность оказывает благое воздействие и лечит раны.
Я попала в ситуацию, когда садистка обвинила меня в том, что болезнь ее ребенка спровоцирована моей к ней «нелюбовью», — пыталась сформировать во мне чувство вины с целью манипулятивного воздействия. Все знают, что чем вульгарнее и злее ложь, тем труднее с ней бороться — любые оправдания тут же станут основой «доказательства от противного ее правоты». Лет десять назад (до этого активно помогала этой даме материально и морально), поняв что мной пытаются тупо пользоваться я категорично разорвала «контакт» с этой коллегой и ее союзниками (друг моего врага — мой враг), отчего та посчитала себя глубоко обиженной. Естественно, моя помощь ее детям тут же забылась, естественно, обвинила во всех смертных грехах. Я же вернула той ее лицемерие и склонность к патологической лжи, неадекватной склонности доминировать с целью наживы за счет других людей. Ну и в результате оказалась «виновной» даже в каком-то очень сомнительном заболевании ребенка. Естественно, это тупая и вульгарная ложь получила соответствующий возврат.
Есть еще один момент в борьбе с виктимностью. Если с вами произошло что-то ужасное и непоправимое с точки зрения стайной иерархии (вам приклеили позорящее прозвище, как говорят в тюрьмах и высоконравственных гуманитарных коллективах — опустили), вы должны признать очевидность события. Проговорить его для себя. Выявить его значение и следствия. Определить для себя — для вас криминальные маркеры имеют то же значение, что и для бандитствующих криминальных личностей? Запомните важное обстоятельство — определенными, принятыми в криминальной среде средствами и поступками оскорбляют людей только оскорбленные таким же образом. Выявите этого человека, найдите, чем конкретно он был обижен и какие ваши действия спровоцировали его к применению запрещенного приема. Если вы убедитесь что он не в состоянии адекватно мыслить, защищайтесь. Если по моральным основанием вы не можете ответить тем же, ответьте словами. Вам повторяют — повторяйте им тоже приемлемым средством, но не поддаваясь на влияние криминальной психологии. Да, с клеймом трудно жить. Но многие с ним рождаются по причинам, которые я указала выше. Можно преодолеть это своим профессионализмом, количеством прочитанных хороших книг, нравственными принципами, человечностью и соразмерностью ответа на причиняемое зло. Если кто-то не может остановится, пользуется своей неограниченной возможностью уничижать и уничтожать — отвечайте. Считайте удары и отвечайте, обдумав, отвечайте примерно подобным способом. Но умейте ограничивать свое воздаяние, чтобы самим не превратиться в вечно мстящих садистов. Правда, при этом необходимо принудить враждующую сторону к миру, если это возможно. Мир в данном случае главная ценность. Ради этого, если вы — не они, если вы человек а не зверюга — погасите мстительность и злобу. Как раз если вы не садист, у вас это получится. И уходите только тогда, когда скажете им в глаза всё и когда сами искренно захотите поменять жизнь. Уходить надо победителем обстоятельств и прежде всего своих фобий. Особенно свойственного виктимам страха.
Начет страха. Если вы найдете в себе чувство, что ради ваших любимых и близких людей вы готовы на все, и даже на смерть, как во время войны — вы победили. Ну пусть пока не садистов-нацистов-фашистов, но хотя бы то, что мешало нормально жить тем, кого вы любите. Страх — это подленькая опасливость за свою шкурку. Есть то что важнее. И когда мы это понимаем, мы становимся людьми.
Источник