Пионеры-герои Великой Отечественной войны
Маркс Кротов
Вместе с другими своими друзьями — Альбертом Купшей и Николаем Рыжовым — жил в деревне Смёрдыня Тосненского района Ленинградской области. В годы Великой Отечественной войны активно помогал партизанскому движению в Тосненском районе. Известен случай, что эти ребята навели на немецкий аэродром советскую авиацию. Также пионер помогал в поиске продуктов и вооружения для партизанского отряда.
Этому мальчику со столь выразительным именем были бесконечно благодарны наши летчики, которым приказали разбомбить вражеский аэродром. Аэродром находился в Ленинградской области, под Тосно, и тщательно охранялся гитлеровцами. Но Марксу Кротову удалось незаметно подобраться к аэродрому и подать нашим летчикам световой сигнал.
Ориентируясь на этот сигнал, бомбардировщики точно атаковали цели и уничтожили десятки вражеских самолетов. А до этого Маркс собирал для партизанского отряда продовольствие и передавал его лесным бойцам.
Маркса Кротова схватил гитлеровский патруль, когда он в очередной раз вместе с другими школьниками наводил на цель наши бомбардировщики.
В 1942 году А. Купша, М. Кротов и Н. Рыжов были схвачены немцами по наводке провокатора. После допросов и пыток были казнены в феврале 1942 года в районе озера Белое у деревни Костуя Тосненского района. В настоящее время у озера Белое установлен памятник пионерам-героям.
Источник
За что и как казнили пионеров
Три имени, которые когда-то знала вся страна: Маркс Кротов, Альберт Купша, Коля Рыжов. Жили в деревне Смёрдыня Тосненского района Ленинградской области. Совершили крупную диверсию. Были казнены. О героях-земляках местные жители сегодня не забывают. Место памяти пионеров — обелиск на месте расстрела и школа имени А. Н. Радищева города Любань.
Любань — центр окрестных деревень. И Смёрдыни тоже. Про погибших мальчишек здесь помнят еще со слов очевидцев.
— Маркс был родом из самой Смёрдыни, Альберт приехал с семьей из Латвии, про Колю ничего не известно, — рассказывает руководитель школьного музея заведующая библиотекой Марина Ефремова. — Учились в одной школе, были друзьями. Когда началась война, им по 12-13 лет было. Первое время, как и все мальчишки, бегали по лесам, смотрели — что да как. Потом Маркс вышел на партизан…
Вот какие строки находим мы в воспоминаниях матери Маркса — Евдокии Павловны:
«Как-то над нашим селом воздушный бой начался. Все по домам попрятались. А Маркс с Колей и Альбертом исчезли. Наблюдали бой на окраине села. Когда один из самолетов загорелся — решили: «Если наш — надо спасать». Летчик оказался русским. Весь обгорел и был уже мертвым. Мальчики взяли документы и письмо к матери. Все это отнесли к партизанам, а те родным переслали. Летчика тайком похоронили. А потом часто наведывались на ту могилу».
Или: «В одну ночь, зимой, стучат в окно. Смотрю: стоят двое.
— Свои, — говорят, — пустите.
Посмотрела на детей — страшно стало. За укрытие красноармейцев — расстрел.
А Маркс, не задумываясь: «Надо пустить, это же наши».
Поднялся, окна плотно притворил, чугунку затопил. Обогрелись бойцы. Потом Маркс кружным путем вывел их из села».
В конце декабря 41-го, по заданию партизан, ребята пробрались ночью на лыжах на аэродром в соседнем селе Бородулино и керосиновыми фонарями обозначили место дислокации немецких самолетов, которые летали на Ленинград. По наводке, в темноте, советские летчики разбомбили аэродром. В эту же ночь партизаны совершили нападение на бородулинскую фашистскую воинскую часть — перебили солдат, забрали коней, продовольствие, оружие.
После фашисты принялись прочесывать деревни, выявлять подпольщиков.
В одну ночь к Кротовым пришел человек — назвался беглым красноармейцем, просил дать продовольствие, одежду, а также лыжи и фонарь. Маркс ответил, что ничего этого у него нет. Человек наведался еще в несколько домов. И в одном ему не отказали, а также объяснили, как идти к партизанам. Произошел прокол.
Мальчишек и еще одного подпольщика арестовали.
Маркса и Альберта расстреляли. Колю повесили. Казнь произошла на берегу Белого озера, недалеко от Смёрдыни, 7 февраля 1942 года…
В школьном музее сегодня висят две фотографии погибших — Маркса и Альберта. Карточки Коли нет.
Среди документов, которые хранятся в школе, и большие альбомы — с фотографиями, воспоминаниями. Когда-то в Любани работала железнодорожная школа, ее ученики собирали информацию о героях Великой Отечественной, освобождавших эту землю. После расформирования школы в 80-е годы документы — а это целых 30 альбомов (!) — какое-то время хранились у одной из учительниц. После она передала их в городскую библиотеку. А в начале 2000-х в школу имени Радищева из библиотеки поступил звонок: «Нужны альбомы — забирайте. Нет — выкинем». Радищевцы забрали альбомы к себе в музей.
После войны на предполагаемом месте гибели друзей на Белом озере был установлен памятный монумент. В советское время здесь каждый год проводили посвящение в пионеры любанских пятиклассников. Три года назад назад школа возродила эту традицию. В форме исторической реконструкции школьников привозят к обелиску пионерам-героям, повязывают галстуки, объясняют значение ритуала, после они поют песни, жгут костер.
«Чтобы знали, что было раньше, — говорят учителя, — и кто такие настоящие герои».
Источник
МАРКС КРОТОВ
Был он русоволосый худенький мальчик. Дома все делал: и дров нарубит, и воды принесет, и с малышами играет. Шестеро у меня детей, трудновато было. А тут война началась. Муж на фронт пошел, старшая дочка тоже в армии. Маркс за хозяина остался.
Все время семью поддерживал. Фашисты у всех жителей коров позабирали, а он нашу Чернуху в лесу спрятал. Начали и сено вывозить. У меня последний стожок забрали. Пришла домой, плачу: «Чем корову кормить? Совсем пропадем!»
Ночью слышу — конь заржал. Выбежала во двор — воз с сеном стоит, Маркс лошадей держит, озирается.
— Открывай скорее, мама, ворота, спрятать надо. Только потом по секрету сказал:
— Партизаны лошадей дали, чтобы сено отвезти.
Заболело сердце у меня, поняла — с партизанами мальчик связан.. Хоть бы не попал в руки врага!
В это время наши отступали. Много бойцов из окружения выходило и нашим селом к своим пробиралось. Гитлеровцы приказ издали: кто даст приют — расстрел.
Как-то в зимнюю ночь слышу: стучат в окно. Смотрю: стоят двое.
— Свои,— говорят,— пустите. Посмотрела я на спящих детей, страшно за них стало. А Маркс не задумываясь:
— Надо пустить, мама! Это же наши.
Поднялся, окна плотно закрыл, чугунку затопил. Обогрелись бойцы, отдохнули. Потом Маркс кружным путем вывел их из села.
Не только Маркс к партизанам бегал. Были у него два друга — Коля Рыжов и Альберт Купшин. Никто мальчишек сначала не замечал. То возле кухни немецкой крутятся, то у штаба — так обо всем и узнавали. Иногда Маркс возьмет мешок и уйдет из дому на несколько дней. Догадывалась я — на задание.
Как-то над нашим селом воздушный бой начался. Жители все по домам попрятались. А Маркс с Колей и Альбертом исчезли. На околице села бой наблюдали. Как только упал загоревшийся самолет,— побежали. Маркс сказал товарищам:
— Если наш — надо спасать.
Летчик оказался русским. Весь обгорел и был уже мертвым.
Мальчики взяли документы, деньги, две тысячи там было, И письмо к матери. Все это отнесли к партизанам, а те родным переслали. Летчика тайком похоронили.
В ночь под Новый год куда-то пропали три друга. Сижу, жду, спать не ложусь. Не выдержала, пошла искать. В сенях темно. Хотела взять фонарь — нет его. Пошарила в углу — и лыж нет. Вдруг взрыв, второй, третий. Таких в селе еще не слышали. «Фашистский аэродром бомбят»,— промелькнула Мысль. Прижалась к косяку. Внезапно скрипнула калитка.
— Ты, мама? Не бойся, это наши.
Никогда не видела я сына таким возбужденным: глаза блестят, лицо бледное.
Устроили им наши летчики банкет под Новый год! Утром все село знало — советские летчики начисто уничтожили вражеский аэродром, а партизаны, напавшие ночью, перебили всех гитлеровцев. Одного офицера живым захватили, забрали коней, продовольствие и оружие.
Гестаповцы решили жестоко отомстить за это. Начались в селе обыски, аресты. Исчез и Маркс с товарищами. Целый день и ночь его ждала, но он не вернулся. Утром в дом вломились два гитлеровца.
— Ты мать партизана? Был у вас фонарь «летучая мышь», белый халат, лыжи.
Оказывается, возле аэродрома нашли на елке горящий фонарь и следы лыж.
Я представила себе, как мальчики пробирались темной ночью к аэродрому. На каждом шагу ждала их опасность, но они шли и шли, одетые в белые халаты. Через все пробрались, часовых обошли и выполнили задание. Страх и гордость за сына переполнили мое сердце. Что с ним?
Несколько дней спустя привели в село Колю Рыжова и старосту, который тоже помогал партизанам. На аркане вели их, словно собак. Мальчик весь синий был. Его в родной дом бросили и били.
— Бейте, гады, наши придут, отомстят!
С этими словами на виселицу шел. Две недели висели трупы, фашисты не давали снимать, чтобы запугать всех жителей села. Дощечка сверху была: «Помощники партизан».
Маркса и Альберта расстреляли на берегу Белого озера, возле леса, 7 февраля 1942 года.
Источник
Юрий ТОМИН
Альберт Купша, Маркс Кротов, Коля Рыжов
Вначале было не страшно, а только непонятно.
Когда немцы появились у околицы, всё ещё не верилось, что это — немцы.
Когда забелели на столбах и на стенах домов приказы, грозившие расстрелом за провинности большие и малые, то не верилось, что будут расстреливать.
В один из первых дней оккупации Коля и Маркс, стоя у окна, смотрели, как идёт немецкий патруль.
Двое солдат неторопливо шли серединой улицы. Они шагали в ногу, глядя прямо перед собой, положив ладони на автоматы, висящие на шеях. Они шли как окаменелые. И было непонятно, для чего они такие негнущиеся и жёсткие. Может, для самих себя, чтобы им было легко убивать?
Солдаты шли по улице.
Вдруг Маркс спросил:
— А в Испании тоже они воевали?
Коля недоуменно взглянул на друга. «Немцы на улице, у твоего дома, а ты думаешь об Испании», — вот что нужно было ответить Марксу. Но вдруг с удивлением Коля подумал, что и для него почему-то важно знать: эти или другие воевали в Испании?
Голубое небо, голубые горы… И названия на карте звучные. Они хрустят, как сахар-рафинад на зубах: «Гвадалахара», «Сьерра-Морена».
В зелёных долинах, у рек, сверкающих солнцем, идут бои — республиканцы бьют мятежников.
Испания красива и разноцветна, как географическая карта.
Испания — это оранжевые апельсины.
Испания — это дети, заряжающие ружья для своих отцов.
Испания это линия красных флажков на карте.
Испания — республиканцы бьют фашистов!
Много часов проводили тогда ребята за картой.
Маркс лучше всех знал положение на фронтах Испании. Он вообще много знал об Испании.
Но главное — в Испании шла война. И если бы стать чуточку постарше, то можно удрать на эту войну. Там пушки карабкаются по склонам гор и республиканцы на конях преследуют мятежников. И на привалах бойцы пьют холодную ключевую воду из запотевших кувшинов и поют испанские песни.
Ребята ненавидели фашистов и играли в республиканцев. Они играли, и сама война, хотели они того или не хотели, казалась им игрой.
Республиканцы бьют фашистов?
Но линия фронта, извиваясь, медленно подползала к Мадриду. Зелёные долины перепаханы итальянскими танками.
В голубом небе — немецкие самолёты.
Да и всегда ли голубое небо в Испании?
Вот снимки в газетах: небо Мадрида чёрное от дыма.
Горят после бомбёжки дома.
Убитые дети лежат прямо на мостовой. Рядом — женщина. Она лежит, сжав кулаки. Она проклинает фашистов и после смерти.
И вот карта Испании уже перестаёт быть красивой, а война — игрой. Ребята понимают, что война — это страшно, что война — это смерть. Но всё же им хочется в Испанию.
Давно уже стихли шаги немецкого патруля.
Ребята всё стояли у окна. Они вспоминали каждый про себя Испанию.
Вспоминалось само по себе.
И когда пришёл Алик, Коля сказал, кивнув головой в сторону Маркса:
— Он говорит, что фашисты, которые здесь, были в Испании.
Алик, как ни странно, не удивился и спросил:
И опять Коля должен был бы сказать Алику: «Как же так? Ведь фашисты здесь, в нашей деревне… Они могут убить тебя или меня. Они могут убить, кого захотят. У них есть такое право… Почему тебе неудивительно, что у них есть право убить тебя? Почему для тебя важно знать, были они в Испании или нет? Разве это главное сейчас?»
Но Коля ничего не говорил Алику. Ему так же, как и остальным, трудно, невероятно трудно было поверить в то, что вот сейчас под окнами прошли фашисты.
Зачем они здесь? Откуда пришли?
Значит, и здесь они могут творить то же, что в Испании?!
Испания очень далеко. А фашисты уже здесь — в деревне Смердыня, недалеко от Ленинграда.
Всё это произошло так быстро, что поначалу было трудно поверить в случившееся.
Но поверить всё же пришлось.
Фашисты входили в любой дом и брали, что им нужно.
Фашисты расстреливали людей, вышедших на улицу после девяти вечера. Расстреливали ни в чём неповинных людей. Ведь это проще — нажать спусковой крючок, чем выяснить, куда и зачем шёл человек.
В те дни ребята говорили мало.
Они смотрели, слушали, запоминали.
Запоминали на всю жизнь.
Можно ненавидеть и прятаться.
Можно ненавидеть и мстить.
— Ребята, нужно что-нибудь делать, — сказал Коля. — Мы должны мстить. Мстить за наших и за испанцев. Поклянёмся!
— Честное слово! — горячо подхватил Алик и добавил ещё раз, для верности: — Честное пионерское!
Маркс молча кивнул головой. Он всегда говорил мало, и ребята знали, что для Маркса достаточно и этого.
Начались поиски партизан.
Осторожно ребята расспрашивали знакомых.
Одни пожимали плечами, другие говорили: «Не лезьте не в своё дело», третьи спрашивали: «Зачем?»
На этот простой вопрос ответить было очень трудно.
Люди скрывали свои чувства и мысли.
Ребята видели, что люди, к которым они обращались, ненавидели фашистов так же, как и они, но никто не отвечал прямо.
Одни улыбались, другие хмурились; ни те, ни другие ничего не говорили.
Ребята не теряли надежды. Где только они не искали партизан: в оврагах, в лесу, даже в заброшенных сараях.
Однажды, когда ребята сидели в кустах у околицы, им встретился странный человек.
Был ясный осенний день.
В чистом воздухе далеко разносился гул самолётов с немецкого аэродрома. Время от времени из-за леса вздымались тяжёлые машины-бомбардировщики. Развернувшись, они выстраивались и уходили в сторону Ленинграда. Через некоторое время они возвращались, облегчённые и как будто довольные оттого, что остались целы и могут убивать снова. Низко над лесом заходили на посадку.
Из-за гула моторов ребята и не услышали шагов человека. Он стоял перед ними и, чуть покачиваясь на длинных ногах, смотрел на них сверху. Он был в новом сером костюме, в белой рубашке и в галстуке. Он разглядывал ребят с любопытством и сначала показался не своим и не чужим, а просто странным.
— Хорошие самолёты? — спросил он, кивая в сторону аэродрома.
Ребята молча смотрели на незнакомца.
— Я понимают, понимаю… — засмеялся незнакомец. — Война. Я — подозрительный человек. Так?
— Я понимаю, — продолжал незнакомец. — Война. Но я стою и улыбаюсь вам, а вы не улыбаетесь мне. Почему? Когда встречаются в первый раз, то сначала нужно хорошо разговаривать, как друзья. Когда встречаются враги, то нужно разговаривать, как враги. Но ведь вы и я — не враги. Так?
Было что-то странное в манере человека складывать слова.
Русские слова звучали совершенно правильно и всё же не по-русски.
— Я хотел поговорить с вами, как будто нет войны. Я понимаю, вам нравятся самолёты. Мне тоже нравятся самолёты. Я хотел раньше лётчиком сделаться. Летать — очень хорошо. Верно?
Никто из ребят не произнёс ни слова.
— Молчание — золото, — незнакомец засмеялся. — Когда я был мальчиком, я тоже мало разговаривал и много дрался. Все мальчишки любят драться. Потому из них и вырастают хорошие солдаты. Правильно я говорю?
Он говорил правильно. Пожалуй, слишком правильно. Чем больше он улыбался, тем угрюмее становились ребята. Никто и никогда не был так терпелив с ними. И всё же в дружелюбии человека в сером была непонятная им назойливость.
Теперь уже никто из мальчиков не хотел заговорить первым.
— Я понимаю. Вы не хотите говорить. Это нехорошо. Война скоро кончится, и мы будем разговаривать хорошо. Что будете вы после войны делать?
Незнакомец не унимался, и никак нельзя было понять, чего же он хочет.
— Когда победит немецкая армия… — сказал незнакомец.
Ребята вздрогнули и подались назад.
— Я понимаю. Вы хотите, чтобы победила русская армия?
Об этом можно было бы и не спрашивать. На лицах ребят ответ был написан достаточно ясно.
— Я понимаю. Вы не хотите, чтобы победила русская армия?
Коля мотнул головой и посмотрел на друзей, как бы спрашивая их согласия.
— А вот хотим! — неожиданно сказал он и снова взглянул на друзей. — Хотим! Верно, ребята?
Алик и Маркс молча кивнули.
— Ты говоришь правду. Это хорошо, — сказал незнакомец весело. — Я тебя уважаю. Ты — рыжий, а рыжие счастливые. Может быть, действительно победит русская армия!
Незнакомец ещё раз внимательно оглядел ребят и, резко повернувшись, зашагал к деревне.
— Чего он пристал? — спросил Алик.
— Фашист, — буркнул Коля. — Разве непонятно! Смотри, у него пистолет в заднем кармане…
В школе стояли немцы.
Занятий не было.
Иногда ребята доставали старые учебники, что хранились в погребе, и читали вслух.
Это было опасно.
Даже в учебнике по арифметике встречались слова: «СССР», «красноармеец», «советский».
Расстрелять могли и за учебник по арифметике.
Через деревню на фронт проходили колонны немцев.
Гул на земле, и гул в небе…
По-прежнему гудели, распаляя себя злобой, моторы над аэродромом.
По-прежнему поднимались самолёты с русской земли и шли бомбить русскую землю.
Казалось, не было силы, которая преградит им путь.
Вдруг в небе грянули пулемётные очереди.
Вихрем через палисадники, огородами помчались ребята к околице. Они прятались в кустах и оттуда смотрели в небо.
Смотреть было запрещено, за это полагался расстрел.
Наверху шёл бой. Медлительные бомбардировщики с чёрными крестами на крыльях, завывая, улепётывали в разные стороны: откуда-то сверху, из-за облаков, свалился на них зелёный «ястребок».
Короткой трелью он прошёлся по спине «юнкерса», и тот вспыхнул сразу, как ватный. Огненным комом «юнкере» врезался в землю где-то за лесом. Спустя некоторое время долетел грохот взрыва.
«Ястребок» снова взмыл вверх и, кувыркнувшись через крыло, стал падать на спину следующему «юнкерсу».
С аэродрома поднялись немецкие истребители.
«Ястребок», словно ликуя, заплясал в небе, огрызаясь короткими очередями. Он пикировал, петлял, переворачивался и делал это так легко, так весело, что всё это было похоже не на бой, а скорее на игру в пятнашки. Немецкие истребители то зажимали его сверху и снизу, то, блокируя по сторонам, кружились с остервенением, боясь расстреливать его, чтобы не попасть друг в друга.
И вдруг «ястребок» задымил и стал снижаться.
Вся свора метнулась За ним, теперь уже впрямую поливая из пулемётов беспомощную машину.
Ребята вскочили на ноги, забыв о том, что их могут увидеть.
«Ястребок», косо прочертив по макушкам деревьев, исчез.
Ребята стояли прислушиваясь. Взрыва не было.
Они бросились к лесу. Никогда в жизни им не приходилось бегать так быстро. Они оступались, проваливались в колдобины, цеплялись за сучья, но не чувствовали боли ни от царапин, ни от ушибов.
«Ястребок» лежал на прогалине, уткнувшись крылом в землю. На бортах пузырилась горящая краска. Жирный тяжёлый дым стлался по поляне.
Лётчик сидел в кабине, склонив набок голову. Руки его, залитые кровью, повисли вдоль спинки кресла.
Коля прыгнул на крыло, подполз к кабине, с трудом открыл её и потряс лётчика за плечо. Голова лётчика чуть качнулась.
— Скорее! Живой! — задыхаясь от дыма, крикнул Коля.
Алик и Маркс были уже рядом. Отстегнув ремни, они с трудом вытащили лётчика из кабины. Осторожно спустили на траву тяжёлое тело.
Чтобы лётчику было удобнее лежать, Алик подстелил ему под голову свою телогрейку.
Маркс принёс в шапке воды.
И только тут ребята заметили на комбинезоне лётчика дырки, много дырок, возле которых расплылись тёмные пятна.
Первый человек, который прилетел к ним с нашей земли, прилетел мёртвым. Его убили ещё в воздухе.
Когда Алик понял это, он заплакал.
И, глядя на него, заплакали Маркс и Коля.
Они плакали молча, не всхлипывая, не утирая слёз. Они плакали как мужчины.
Если бы в эту минуту пришли фашисты, то мальчики дрались бы с ними до последнего вздоха. Руками, ногами, зубами — насмерть.
Но фашисты не пришли.
У лётчика в карманах были документы и письмо.
Письмо начиналось так: «Дорогой Лёшенька! Мы все уже в Новосибирске. Холодина стоит такой, что сил нет. Намёрзнусь за день на работе, приду домой и думаю: как же тебе, наверное, наверху холодно. Каждое воскресенье хожу на базар, ищу тебе шерсти на варежки. Теперь, слава богу, нашла козий пух. Тёплый. Теперь такого нигде не достанешь…»
Лётчика Лёшу похоронили в лесу.
Хоронили тайком, без памятника, чтобы не нашли немцы. Его положили в могилу в полной форме, и никто из мальчиков даже не подумал взять пистолет — героев всегда хоронят с оружием…
Зима в тот год была жестокой, морозной.
Гитлеровцы стали ещё подозрительнее и злее.
Промёрзшие патрули для храбрости палили в ночь. Стреляли на шорох, на огонёк цигарки, стреляли чуть ли не в собственную тень.
Они смертельно боялись партизан.
Выходить из деревни становилось всё труднее. А выходить было нужно.
Ребятам, наконец, удалось связаться с партизанами.
Это сделал Коля.
Он пропадал целыми днями. Возвращался усталый, с посиневшим от холода лицом. На расспросы отвечал неопределённо или отмалчивался.
Напрасно пытались Алик и Маркс узнать у него хоть что-нибудь. Коля ничего не говорил. Тогда Алик и Маркс замолчали. Они дулись, бросали на Колю сердитые взгляды, но это не помогало. Наконец даже Маркс, всегда молчаливый, тихий Маркс, не выдержал.
— Ты думаешь, что мы ничего не знаем? — сказал он Коле. — Пожалуйста, думай… Мы всё знаем — ты ходишь к партизанам. Верно, Алик?
— Правильно, — сказал Алик, — пусть он не врёт.
— Я вру?! — крикнул Коля. — Чего я вам наврал?
— Ничего, — ответил Маркс. — Раз не говоришь правду — значит, врёшь. Мы же поклялись, чтобы вместе…
— Ничего я не вру… — буркнул Коля. — Мне командир сказал: если попадёшься один, то это — один, а если трое, то это — трое. Будут одного мучить или троих — есть разница? Я про вас говорил. Он сказал: «До времени…»
— Тогда мы сами найдём, — спокойно сказал Маркс.
— Не нужно искать! — зашептал Коля. — Я должен вам сказать и скажу: завтра повезём партизанам продукты…
— Здорово, рыжик! Молодец, рыжик! — Алик, мгновенно забывший все обиды, сильно хлопнул Маркса по плечу. — Это годится, верно, Марик?
Маркс молча кивнул в ответ.
С этого дня ребята начали постоянно помогать партизанам.
Оказалось, что в деревне не так уж мало людей, которые связаны с партизанами. Они передавали ребятам продукты и одежду, а Коля, Алик и Маркс отвозили всё в лес и оставляли в условленных местах.
Это было уже настоящее дело.
И всё же… Продукты… Горбушкой хлеба фашиста не убьёшь. Их убивают из автоматов. А мальчики пока могли только мечтать об оружии.
Но вот они получили, наконец, первое боевое задание.
Как звонко поют лыжи на мёрзлом снегу! Но песня эта — предатель. Надо двигаться бесшумно.
Как хороши голубые дороги в зимнем лесу! Свежая, морозная луна серебрит ели… Но свет луны — только помеха. Лучше всего, если пасмурное небо, если метель, если темно. Немцы боятся темноты.
Давно ли даже в летний день лес казался мальчикам загадочным, таинственным?
Но теперь война.
Всё стало иметь другой смысл. Привидения и колдуны, которыми когда-то пугал ребят Алик, не интересовали больше их.
Сейчас лес — надёжный друг, и в нём безопаснее, чем в собственном доме.
По притихшему, ночному лесу пробираются ребята поближе к аэродрому. Сейчас очень важно не нарваться на засаду.
Впереди Маркс. Он — дозорный. За ним Коля и Алик. В руках у одного — ведро. С ним надо поосторожней, чтобы не громыхало. В руках у другого — керосиновая лампа.
Вот и опушка. Здесь рядом — аэродром: впереди расстилается тёмное поле. Оно кажется мёртвым. Но вот порыв ветра приносит какой-то металлический звук… Вспыхнул и сразу погас крошечный светлячок… Чуть слышно тарахтит не то танк, не то трактор.
Мальчики, сидя в кустах, трут одеревеневшие щёки, суют руки под мышки и снова трут. Хуже всего ногам: от ступней чуть не до колен разбежались мёртвые иголки. Хорошо бы побороться или просто встать да попрыгать… Но этого делать нельзя — могут услышать.
Алик осторожно снимает стекло с лампы, слегка подкручивает фитиль.
Маркс достаёт спички и зажигает фитиль у лампы. Узенький язычок пламени выравнивается.
Накрыв лампу стеклом, ребята плотно устанавливают её в ведре.
Теперь нужно неслышно забраться на сосну и на её верхушке повесить ведро.
Коля лезет вверх по сосне, Алик и Маркс за ним. Передают по цепочке ведро с зажжённой лампой.
Всё выше и выше поднимается ведро с лампой.
Руки коченеют. Дрожь от морозного ветра пробивается по всему телу: поднимаются ребята медленно, боясь оступиться, боясь уронить сигнальный «факел».
Передышка… Ведро подвешено на самой верхушке сосны.
Коля выкручивает фитиль так, что лампа теперь горит в полную силу. Её пламя увидят только сверху наши бомбардировщики. Скоро их время.
Ребята спускаются вниз на землю. Пытаются как-то согреться. Теперь надо обязательно согреться…
Издалека доносится басовитый гул.
Гул опускается всё ниже и ниже и плотно обволакивает всё вокруг.
А поле притаилось — молчит.
Уже чётко слышно, как ревут моторы.
Вот они уже над опушкой леса…
Где-то наверху начинает петь сирена. Она набирает силу, вот уже она не поёт, а визжит всё громче и громче, всё пронзительнее, и тогда становится понятно, что это не сирена. Это бомба.
На середине поля взметнулся вверх огненный язык, осветив присмиревшие самолёты с крестами на крыльях. И внезапно поле оживает. Огненные трассы пулемётов взмывают вверх. Вспыхивают прожекторы. Сухо и деловито стреляют зенитки. В небе мигают огоньки разрывов. А сирены вверху визжат не переставая, и на поле пачками рвутся бомбы. Где-то на краю аэродрома вздымается в небо огненный столб и повисает в воздухе. Горит бензохранилище.
На лицах ребят пляшут багровые отсветы. Снег, сбитый воздушной волной с дерева, осыпается на них целыми сугробами. Но они ничего не замечают. Задание выполнено!
Трудно быть матерью партизана.
Он ещё не взрослый, этот партизан, но уже и не ребёнок. Он умеет ненавидеть, как большой, и может заиграться, как маленький. Он надувает губы, хмурится, отмалчивается — хранит свою военную тайну. Да разве от матери скроешься! И если отпускает она его по ночам, то вовсе не потому, что хочет, а потому, что знает — всё равно уйдёт.
Дружно посапывают у стенки малыши.
Вернулся под утро. Промёрзший. Зуб на зуб не попадал. Отогрела.
Хорошо, что живой вернулся. Поплакала на радостях. Вот ведь радости теперь какие — только плакать. Лежит мать в темноте, не спит и думает: как уберечь мальчика? Что сказать? Что сделать? Он говорит: нужно! Она и сама знает, что нужно. А если убьют, тогда как…
Утром кто-то осторожно постучал в дверь. Маркс соскочил с кровати.
Снова стук — тихий, скребущийся: «Немцы так не стучат».
— Отворяйте скорее. Свой…
Маркс приоткрыл дверь. На пороге, озираясь стоял человек в старой шинели без хлястика, в потрёпанной ушанке со звёздочкой.
— Хозяин, спрячь на часок. Фашисты…
Маркс молча посторонился. Человек вбежал в избу и остановился посреди комнаты озираясь. Только сейчас Маркс разглядел два кубика в петлицах: лейтенант.
— Хоть до вечера… — жалобно сказал лейтенант.
Лейтенант подошёл к окну, осторожно выглянул на улицу из-за занавески.
— Не бойтесь, товарищ лейтенант, — сказал Маркс. — К нам ещё ни разу не заходили. Вы, наверное, голодный…
— Я не боюсь, — ответил лейтенант. — Понятно, что свои. — Он сел за стол. Маркс поставил перед ним чашку с картошкой.
— Спасибо, хозяин, — сказал лейтенант.
Под окном послышались шаги. Маркс подбежал к окну.
— Немцы! К нам идут! Прячьтесь вон туда!
Лейтенант улыбнулся и направился к двери.
«Наверное, он сошёл с ума от страха».
— Немцы же, немцы! Прячьтесь скорее, товарищ лейтенант!
Маркс бросился к двери, оттолкнул лейтенанта в глубь комнаты. «Надо во что бы то ни стало спасти этого человека, своего, русского командира».
Маркс выскочил на крыльцо и захлопнул дверь, прислонился к ней спиной.
Четверо солдат шли от калитки к дому.
Толчок в спину сшиб его с крыльца. Маркс упал на землю. На пороге стоял лейтенант. Солдаты взяли автоматы на изготовку.
— Взять его! — сказал лейтенант. — Отвести в комендатуру.
В тот же день арестовали Колю и Алика. Все трое сидели в комендатуре, прижавшись спинами к стене, в маленькой грязной комнате, когда грохнул засов и на пороге появился длинноногий офицер. Щурясь, он оглядывал полутёмное помещение.
Вдруг ребята услышали знакомый голос: «Очень рад буду поговорить со своими старыми знакомыми».
На пороге стоял человек в сером. Только теперь он был не в костюме, а в кителе с витыми погонами.
Тощий солдат в очках привёл ребят в комнату с зарешечёнными окнами. Их усадили на скамью рядом. Улыбчивый офицер сел за стол.
— Как это так? — сказал офицер. — Я теряю много времени. Я знакомлюсь с русскими мальчиками. Но эти мальчики оказываются врагами немецкой армии. Они укрывают коммунистов.
Ребята, отвернувшись от офицера, смотрели в стену.
— Но я всегда хотел с вами хорошо разговаривать. Вы скажете, кто из вашей деревни с партизанами связан. Откуда пришли вы сегодня утром, и я прощу вам вашу вину.
— Я понимаю. Вы и я — не очень большие друзья. Но нужно разговаривать. Иначе будет очень плохо.
— Ничего мы не скажем… Всё равно вас всех поубивают. Лучше бей, фашист! — крикнул Коля.
— Ты грубый мальчик. Тебя надо выпороть. Но я совсем не бью детей. Ганс. — он кивнул солдату.
— Слушаюсь, господин штурмбаннфюрер!
Тощий солдат подошёл к ребятам, наотмашь хлестнул Колю по лицу и снова сел. Коля зашатался.
Алик и Маркс, поддерживая Колю, поднялись с места. Они стояли, прислонившись, спиной к стене, и молча смотрели на офицера. Офицер откинулся на спинку стула.
— Взгляни, как они смотрят, Ганс. Только русские умеют так смотреть. Бог мой, до чего мне надоели эти фанатики!
— Они, кажется, намерены молчать, господин штурмбаннфюрер.
— Скажут. Не сегодня, так завтра. Они ведь всего лишь дети! Принеси кофе, Ганс. Я сегодня чувствую некоторую усталость.
Господин штурмбаннфюрер ошибся. Они не сказали ничего. И после жестоких пыток 7 февраля 1942 года вблизи деревни Костуя, на берегу Белого озера, Альберта Купшу, Колю Рыжова и Маркса Кротова фашисты расстреляли.
Имена юных героев — Коли Рыжова, Маркса Кротова, Альберта Купим — занесены в Книгу почёта Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина.
Для этой книжки есть портреты Маркса Кротова, Альберта Купши, но, к сожалению, нет портрета Коли Рыжова. Готовя к выпуску это переиздание, нам пока не удалось найти портрет юного героя.
Обращаемся к красным следопытам: разыщите портрет Коли Рыжова, найдите тех, кто знает или знал героя, может быть, у кого-нибудь сохранилась фотография пионера. Если нам удастся разыскать фотографию Коли Рыжова, то его портрет будет представлен в новом издании.
Источник