Охота на таракана («Звёздочка» глава 180)
«Звёздочка» глава 180
Татьяна расправила кровать дочки, поменяла постельное бельё и сказала Алёнке:
— Будешь спать вместе с Ирой, пока ей общагу не дадут.
Спать в одной кровати со своей тёткой Алёнке не хотелось, но спорить с матерью было бесполезно, она прекрасно об этом знала.
Перед тем как лечь спать Ира пошла в ванную. Она спокойно умылась, почистила зубы и встала в ванну под душ. Вдруг она ощутила спиной чей-то взгляд. Она подняла резко голову, увидев Ивана, тут же закричала, прикрыв рукой свою грудь:
— А-а-а, ты совсем сдурел что ли?! Та-а-ань, иди скорее сюда-а…
Но Иван поднёс указательный палец ко рту и сказал: «Тсс». Ира такой наглости от зятя не ожидала и опешила.
Татьяна, услышав крик сестры всполошилась и встав с дивана пошла, переваливаясь с ноги на ногу придерживая руками живот. Дверь в ванную была закрыта, Татьяна подёргала её и спросила:
— Ирка-а, ты чё кричишь? Случилось что?
— Случи-и-лось, Ванька твой в око-о-шко за мной подглядывал.
— Ещё не баще, вот паразит… — ругнулась она и зашла на кухню. Иван стоял как стойкий оловянный солдатик и держал двумя пальцами таракана за усы. Он протянул свой трофей жене и невинно сообщил:
— Царица моя, я таракана поймал!
— Я те дам таракана… — она схватила вафельное полотенце, висевшее на ручке двери, и стала его хлестать изо всех сил.
— Ты что, ты что… — отбивался он от разъярённой жены одной рукой, продолжая держать в другой таракана. — За что-о?!
— Я те дам за что… Нашёл отмазку, чуть что, так он сразу: то паутину стряхивает, а то тараканов ловит, паразит такой. — Татьяна вспомнила аналогичные случаи в коммунальной квартире. Первый был с Задунайской, когда, подглядывая за ней, Иван отпёрся и сказал, что стряхивал с окна паутину. Второй раз Иван ловил таракана, когда соседка баба Ася мылась в ванне.
В глазах Татьяны появились слёзы, и она спросила мужа. — Да что тебе меня что ли не хватает, а? Что ты всё тараканов-то ловишь, когда кто-то в ванне моется-а? Стыдоба же, стыдоба-а… Господи-и, с кем я связалась. Никем не брезгует: ему что на старух что на молодух смотреть… Паразит ты, паразит…
— Так что теперь, не ловить что ли тараканов? Вон ведь какой крупнющий! — Иван опять протянул к жене таракана и смотрел на неё как баран на новые ворота, делая вид, что не понимает, чем та недовольна.
— Не пойму я, Вань, ты совсем дурак или только прикидываешься?
— Так что с тараканами-то делать, а? Может травануть их чем? — ответил он ей вопросом на вопрос.
Татьяна присела на табуретку и схватилась за голову руками:
— Господи-и, что же это за день-то сегодня такой, а? То Алёнка всю грозу прошаталась не весть где, теперь этот тараканов ловит, когда сестра мыться надумала. Для чего живу-у, зачем? Четвёртого вот ещё рожать собралась на кой чёрт… От кого тут рожать-то? Господи-и…
— Да, Тань, не переживай ты, ей богу я таракана ловил. Сама ведь видишь какого крупнющего поймал. Кто же знал-то, что так это закончится? — Иван подошёл к форточке и выбросил таракана. — Теперь пусть хоть пешком по мне бегать будут даже пальцем к ним не притронусь. Честное слово, царица моя! — заверил он её и обнял. Она отбрыкивалась от него руками, а потом сдалась. Ей было проще поверить, чем признать в муже странности его поведения.
— Ты бы хоть руки после таракана помыл, а уж потом ко мне обниматься лез, — брезгливо она отпихнула его от себя.
Иван тут же подошёл к раковине, открыл кран, взял брусок хозяйственного мыла и тщательно, как хирург перед операцией, вымыл руки до локтя.
— Всё, царица моя, я чист как Ангел! — доложил он, вытирая руки тем же вафельным полотенцем, которым его воспитывала жена.
— Тьфу-у, Ванька ты, Ванька… — захохотала истерично Татьяна.
Дети выглядывали из коридора и смотрели, на разборки родителей испуганно, когда страсти притихли, они быстро вернулись в свои кровати, чтобы им тоже не досталось от матери под горячую руку.
Ира стояла в ванной и не знала, что ей делать: «Домой теперь что ли возвращаться? Как тут я жить-то буду? Это же не помыться и не подмыться. Хоть бы занавеску что ли какую повесить или газеткой в следующий раз окно прикрыть? Ну, Танька, нашла за кого замуж выйти… А врёт-то он ей как сивый мерин — заслушаешься и поверишь… Ещё как бы после-то меня Танька не обвинила, скажет: Ваньку моего оговорила и не докажешь».
Ира дождалась, когда страсти на кухне утихли и вышла из ванной в байковом халате. Ни слова не говоря, она прошла мимо Ивана с Татьяной, как будто ничего не произошло, в детскую комнату и легла к Алёнке на кровать. Племянница лежала к ней валетом, а потом взяла подушку и легла, рядом обхватив руками свою тётку.
Ира всё думала о произошедшем и не могла заснуть: «Нет, так жить нельзя. Это же дурдом какой-то: крики, шум, гам. Мамка с папкой ругались и дрались, а Танька с Ванькой ещё краше живут. Мне бы только на завод устроиться. Говорила Юрке моему к отцу в город ехать, так он, видите ли, не желает с тестем в одной квартире жить. Да уж… А может мне на квартиру уйти пока? Да снимать не на что и койку тогда в общаге вдруг не дадут. М-да, тяжёлый случай».
Утром Ира проснулась, услышав трели будильника. Она осторожно встала, чтобы не разбудить племянницу, накинула на себя халат и выходя из комнаты столкнулась с Иваном.
— Доброе утро, Ирка! — он поздоровался с ней как будто вчера ничего не произошло.
Ира в ответ лишь кивнула, но промолчала.
— Ну как, на новом месте приснился жених невесте, а?! — спросил он и хлопнул её по плечу.
Татьяна зыркнула на мужа глазами и прикрикнула:
— Ты это, рукам-то волю не давай. Чего ты к ней пристал-то с утра?
— Да я чё, я ничё-о… — ответил он, пожимая плечами. — Я же по-свойски, Тань, ты что ревнуешь меня к Ирке что ли?
— Ещё чего, — фыркнула она, а потом распорядилась. — Время не тяни, давай быстрее, Вань. Нам ещё Ирке надо показать, где отдел кадров.
— Да покажем, делов-то! — улыбнулся Иван.
— Так нам через главную проходную идти придётся, не успеем же. Буди архаровцев, да в садик одевай, а мы с Иркой пораньше выйдем.
— Как скажешь, царица моя! — ответил он, а потом сказал с укором. — Хоть бы покормила сестру-то.
— Да когда, Вань, опоздаем же. Придёт и поест сама, Алёнка же дома будет.
Источник
Суматошное утро, и загадочный Калычбек Тологонович (“Звёздочка” глава 9)
Повесть “Звёздочка” глава 9
Будильник прозвенел, пока Алёнка умывалась в ванной. Татьяна вскочила с дивана, растолкав мужа, пошла будить сыновей.
— Вставайте, лежебоки мои, в ясли пора. — сказала она, но сыновья не реагировали и продолжали спать. — Да что же это такое, Вань, давай-ка ты сам их буди, мне ещё Алёнку заплести надо. — обратилась она к мужу раздражённо.
— Да ладно тебе, Тань, успеешь, не заводись. — ответил ей Иван, лёжа на диване.
— Вставай сам-то хоть, я же не железная одна всё на себе тянуть.
— Да, встаю, встаю. Истянулась прямо ты вся. — отозвался Иван негодуя.
— Не ворчи, взял моду ворчать. А Алёнка-то где? — вдруг всполошилась мать не застав дочь в своей кровати.
— Да кто её знает, может на кухне? Куда она из дома-то денется, не блажи.
— Что она там в темноте что ли сидит?
— А может и сидит, свет экономит. Из всех щелей только и твердят: экономия должна быть экономной. Кругом одни экономисты.
Татьяна спешно пошла на кухню, чтобы не слышать брюзжание мужа, и столкнулась с дочкой, выходящей из ванной, в коридоре. Увидев мать, Алёнка испуганно произнесла:
— Ма-ам, мы в школу не опоздаем?
— Не должны, если копаться долго не будешь.
— Не буду, я уже умытая вся! — отрапортовала дочь в ответ.
— Вот молодец! Первоклашка, ты моя!
— Уже? Я же ещё в школу не сходила?
— Сходишь. сейчас заплету тебя и пойдём вместе. — улыбнулась мать.
— Заплетай скорей, а то опоздаем. — попросила дочь. Подойдя к трельяжу, она взяла расчёску и протянула её матери.
— Да ты сначала платье одень, а уж потом косички заплетать начнём.
Алёнка без пререканий побежала в комнату переодеваться, мать последовала за ней.
Школьная форма висела на деревянных плечиках в шифоньере. Алёнка попыталась её достать, но не смогла дотянуться без стула. Схватив стул, девочка подставила его к шифоньеру и взяла форму.
“Ну и первоклашка! От горшка два вершка. — подумала мать глядя на дочь. — Надо было её с восьми в школу отдать”. А вслух сказала:
— Ты поторапливайся, а я пока отцу помогу с братьями управиться.
— А мне,мам, помоги маленько, пуговки тугие.
— Вот и всё. Ты же в школу собралась идти, а не в ясли. Одевайся сама.
— Я одна, а вас много. Имей совесть. — пристыдила мать дочь, идя в детскую комнату помогать мужу.
Иван одевал Пашку с Тёмкой. Сыновья капризничали и в ясли идти не желали.
— Тань, я уже взмок с ними. — пожаловался Иван жене.
— А ты как думал? Сыновей хотел, так терпи. В ясли сегодня сам их поведёшь.
— Как это? — вскричал муж возмущённо. — Ты чего, Тань? Они же меня до белого колена доведут!
— Вань, ну ты прям, как маленький у меня, а не отец семейства. Построже с ними, построже.
Двойняшки делили между собой машинку. Тёмка тянул её к себе, а Пашка не отдавал и хныкал.
— Да что вы из-за молоковозки — нервы себе и мне трепете?! Ту-ту-ру-ту-ту. — гаркнул на них Иван. — Сейчас отберу и никому не дам, чтобы неповадно вам было.
Но сыновья продолжали между собой разборки. Иван выхватил из рук сыновей машинку и уверенно произнёс:
— Она дома останется. Машинки в ясли не ходят.
— Давно бы так. Всё в ясли пошли. — скомандовал Иван, а потом спросил жену заискивающе. — Танюш, может с нами в ясли, а потом в школу?
Татьяна фыркнула сердито:
— Иди, Ваня, иди. Один-то раз и без меня их отведёшь.
— Понял, Танюша, ухожу. — выходя из квартиры с сыновьями, ответил Иван.
Дома сразу воцарилась тишина, после ухода мужа с детьми. Татьяна облегчённо вздохнула, а потом взялась заплетать косы дочке и вспомнила, о том, как она вчера с трудом выпросила увольнительную у Калычбека Тологоновича и настроение у неё омрачилось. “Вот ведь, зараза, упёрся и ни в какую. Заладил своё:
— Дети детьми, а работа работой. Мои сами в школу ходят! Приучать надо сразу к самостоятельности.
— Да я всё понимаю. Мне бы хоть на час увольнительную, чтобы душа не болела, а то она у меня стеснительная. Я бы до школы её довела и класс показала. Войдите в моё положение, пожалуйста. После работы задержусь, если что, не подведу.
— Ну смотри, Татьяна, не подведи. Только из уважения к памяти Петра Васильевича. — сказал он ей и подписал увольнительную. А потом с прищуром взглянув на неё, облизнул губы и добавил. — Задержишься, когда попрошу.
Поведение начальника ОТК её насторожило, но увольнительную взяла, успокаивая себя в душе: “Может губы у него пересохли, а я сама себе напридумываю всякой чепухи? У него ребятишек дома побольше моего и жена бой баба — у такой не забалуешь. Это не Зинка Митина”
Источник
Вот и верь теперь сердцу («Звёздочка» глава 153)
«Звёздочка» глава 153
Татьяна после слов дочери: «Мам, дяденька мне опять приснился. Просит, что бы его похоронили», — уснуть так и не смогла. Она ворочалась с одного бока на другой стаскивая с мужа одеяло. Он тоже не спал, изображая из себя спящего. Мысли о том, что Алёнка не будет держать язык за зубами, а кому-то проболтается, что Кылычбек не сам упал в канаву, а его намеренно туда подтолкнули, не давали ему забыться и расслабиться: «Странная она и сны у неё странные. Увидела, что Кылычбека убили, но не увидела кто, или прикидывается что не увидела, а сама всё знает? Как знать, как знать…»
Алёнка тоже не уснула, но лежала как мышка боясь шелохнуться. Оказаться в одной больнице с Лилькой дурочкой, да ещё и лечиться электрическим током она панически боялась. « Была бы жива баба Шура, я бы всё ей рассказала, и она бы меня поняла. И дяденьку жалко: убили, а хоронить не хотят», — она представила его, и зашмыгала носом. Ей было страшно и жалко себя и этого человека: «Мамка колечко отдать ему не захотела, а он бы жив остался. Как так? Почему она мне не верит? Или просто колечко жалко? Оно же дорогое».
Татьяна решила о сне дочери никому не говорить: «Если и вправду Кылычбека убили, то тогда меня затаскают — я же последняя кто его видел. Потом попробуй, докажи, что я тут не причём. Этак ведь на весь город можно опозориться, скажут: гулящая бабёнка… Ну уж нет, я не такая. Да и откуда у нас в городе пропасть? Да нету у нас её, что-то Алёнка намудрила. Может сказок перечитала? Или всё же к психиатру сводить? Так если свожу, то клеймо на всю жизнь останется. Итак-то, замуж не возьмут, сидит как букарашка дома или со своим Борькой татарином играет. А если шизофрению, как Ванька говорит, найдут так и вовсе я с ней смаюсь. Будет на моей шее булыжником висеть…»
Прикинув все за и против Татьяна решила: «Буду молчать: ничего не знаю, не приставал, тесных связей не имела. Ну а уж если его и правда в живых нет, то ему уже не поможешь, а суждено ему найтись, так найдётся».
Обнаружили тело Толонбаева случайно, почти под самый Новый год, вмёрзшим в лёд. Рабочие огородили канаву на следующий день как он пропал. Под снегом не видно было его тела упавшее в воду, а потом покрывшееся коркой льда, убийцу не искали, попросту посчитали его смерть несчастным случаем.
«Вот тебе и пропасть нашлась вместе с Кылычбеком… — скорбела Татьяна о своём начальнике и поглядывала на обручальное кольцо, подаренное им сняв варежку: — А Алёнка-то была права. Только вот кто же его в канаву-то столкнул? Вот вопрос… Уж не Ванька ли мой? Приревновал поди, ой-ё-ёй… А может всё-таки сам упал, темно же было, да и метель мела, снегу-то за ночь масса навалило».
На похороны Толонбаева пришло множество людей. Татьяна вместе с коллегами тоже пошла и Ванька с ней увязался. Марина Толонбаева почернела от горя и долгих поисков пропавшего мужа. На похоронах она поглядывала на людей молча, слёзы давно закончились и не текли из глаз. В толпе она искала глазами убийцу, зная, что он непременно придёт, в том, что мужа убили —, она не сомневалась. Взгляд её столкнулся с Татьяной, потом с Иваном. Ни она, ни он, глаза не отвели. Иван как будто покраснел и подбородок с ямкой посередине, немного вздрогнул, глаз задёргался. «Стесняется меня может, или показалось мне?» — подумала Толонбаева поправляя на голове траурный платок. Дочки ревели навзрыд, Марина поочерёдно гладила их по голове и прижимала к себе.
«А может и сам упал, поскользнулся, много ли надо чтобы на тот свет отправиться: канава-то глубокая метра четыре не меньше — упадёшь, сам не вылезешь. А я ведь подходила к ней несколько раз, а потом разворачивалась и другой дорогой шла. И сердце не подсказало, что он в ней лежит. Вот и верь теперь сердцу… Придётся одной век доживать и дочек на ноги поднимать…» — горевала Марина.
Татьяна осуждающе посмотрела на неё и сказала Костиной Зое:
— Мужик умер, а она и слезинки не проронила. Я вон и то реву-у, а она хоть бы хны…
— Да не мели ты чепухи… — возразила тут же Костина. — У неё уж слёз-то нет, все выплакала, пока его не нашли. Глупая ты, Танька, и бессердечная…
— Ой, а ты так прямо у нас умнющая, у самой восемь классов образования всего-то. — немедля укорила её Ширяева.
— А мне и столько хватает. У тебя вон техникум есть, а что толку? В мозгах-то не прибавилось.
— Тише вы, тише, громче оркестра орёте… — рявкнула на них Феня Фёдоровна Иванова. — Вы же на похоронах, а не на базаре.
— Начальник наш погиб, а нам уж теперь с Зойкой и пореветь нельзя-а что ли-и? — заголосила Ширяева. — Как человек-то ведь он неплохой был, если уж надо куда-а, так всегда отпу-у-стит… Осиротели мы-ы, осиротели-и…
— Да тише ты, тише-е… — попыталась её урезонить Иванова.
— Ну так вам-то чё-о, вы место его заняли-и и нам рты затыкаете-е… — продолжала выть Татьяна.
— Ты это на что намекаешь, а? — тут же в глаза задала ей вопрос Иванова.
— А тут и намекать нечего-о… Вы же теперь ИО, а скоро и вовсе голову-у задерёте-е, как начальником ОТК-а станете-е…
Костина одёрнула Татьяну за рукав пальто, но та не реагировала и продолжала выть, тогда она шепнула ей в ухо:
— Не дури, Танька-а, тебе же с ней ещё работать.
Но Татьяну невозможно было остановить, она нарочито громко сказала:
— А ты меня не одёргивай, я знаю-у что говорю-у… Зад сроду не лизала и не буду-у.
На что ей Зоя возразила:
— А я так лижу его как будто…
— Да кто тебя знает, — не унималась Ширяева. Иван обнял жену и ласково произнёс.
— Не плачь, моя золотая-а, я тебя в обиду не дам.
— Тьфу-у, — сплюнула Костина, а потом сказала ему. — Да кто бы говорил, но не ты. Давно ли ты от Тигры-то ушёл, а? Комедию ломаете оба, а сами живёте как кошка с собакой.
— А ты не завидуй, — пробурчала Татьяна огрызаясь.
— Да чему тут завидовать-то?
— Тише, тише… На работе отношения выяснять будете после похорон. — попросила их ещё раз Иванова.
— Начальника хороним, а вы даже пореветь не даёте-е… Что за люди пошли-и?! Рты затыкают и всё-о… — посетовала Татьяна, переживая в душе утрату мысленно. — А ведь он меня любил… Меня, а не Маринку эту-у. И колечко мне обручальное сам на палец одел любя-а. Полгода колечко-то меня в сейфе дожидалось. — Татьяна огляделась, а потом сказала вслух. — Уж к кладбищу подошли-и. Закопают и как будто и не было Кылычбека-а. Гроб закрытый, даже не взглянуть и не проститься.
— Кого там смотреть-то? — выговорила Костина, не скрывая своего раздражения. — Столько времени в канаве пролежал… Вот судьба-то какая-а…
Источник