Психологический перенос как избавиться

Перенос в психологии

Попробуем разобраться, что такое перенос в психологии, как его распознать, плохо это или хорошо, и как с ним обходиться. Под переносом понимается не осознаваемое восприятие, видение в человеке чего-то такого, что присуще другой фигуре из прошлого. Как правило — важной фигуре. Чаще всего это мама или папа, или ближайшие родственники, например, старший брат или сестра.

Перенос не легко заметить и распознать самостоятельно. Чаще он выявляется психотерапевтом в процессе терапии. Кстати есть такой феномен, что сам психотерапевт очень часто становится объектом переноса своего клиента. Перенос — это не плохо и не хорошо. Это просто механизм работы нашей психики. При этом раскрытие и осознание своего переноса в процессе психотерапии даёт большой позитивный эффект как в самоощущении, так и в возможности построения удовлетворяющих отношений.

Приведу несколько примеров психологического переноса, чтобы стало понятно, что это и как проявляется.

Мамин мальчик

У мальчика была очень заботливая, тревожная и гиперопекающая мать. Она была склонна часто без его запроса помогать ему, не давая ничего сделать самостоятельно, так как боялась, что он либо не справится, либо испортит что-нибудь, либо поранится. Она часто слишком интересовалась происходящим в его жизни, выясняла у него все подробности о его жизненных ситуациях и проблемах, особенно конфликтных, так как была склонна контролировать всё в его жизни из тревоги, что что-то может пойти не так. Очень внимательно следила за его успехами в школе, стремилась решить все школьные проблемы за него. Когда у них случалась разлука, например он уехал куда-то с классом, она наготовит ему с собой еды перекусить, даст десять тысяч указаний, что где одеть и переодеть и как себя вести и как переходить дорогу, и как сесть в автобусе, чтобы не укачивало, и как поблагодарить учительницу. В это время, пока он в поездке, она не найдет себе места, будет переживать, если есть возможность позвонить или написать смс, сделает это. По возвращении, он ощутит на себе волну её облегчения, что всё хорошо. Возможно еще и её вспышки агрессии, так как мама не очень осознает, почему ей было так плохо и тревожно, и это напряжение возможно будет разряжаться на ребёнке, если вдруг выяснится, что он где-то накосячил, что-то забыл и т.д.

Мальчик в контакте с мамой оказывается вовлечен в сложные и конфликтующие переживания. Мама не даёт ему реализовать свою потребность и стремление к самостоятельности, к самореализации. Ему хочется сделать что-то самому, почувствовать свои силы, возможно даже ценой ошибок и набитых шишек, но своих. При этом ему трудно ей отказать, потому что мама действует из любви и заботы. Ему сложно сказать нет, обозначить свои границы. При этом его попытки завоевать собственное пространство, отдалиться, вырваться из-под маминой опёки, оказываются под ударом маминых упрёков и обвинений в неблагодарности, эгоизме и т.д.

Когда этот мальчик вырастет, ему будет трудно вырваться из-под маминой опёки. Скорее всего он будет испытывать классический коктейль чувства вины перед матерью и стремления освободиться, начать жить собственной жизнью. Не редки случаи, когда от такой матери так и не удается сепарироваться. Но рассмотрим позитивный случай. Наш молодой человек находит девушку, влюбляется и начинает жить с ней. Почти неизбежно вскоре в этих отношениях он начнет ощущать очень хорошо знакомые ему переживания. Он будет снова чувствовать, что теперь уже девушка (или возможно жена) окружает его слишком плотным кольцом заботы и контроля, в отношениях слишком мало свободы и доверия. Ему сложно говорить нет, сделать что-то самостоятельно. Он склонен идти на поводу её рекомендаций, часто делает так, как говорит она. Ему трудно не ожидать её оценки, её рекомендаций. Он оказывается сам не доволен и раздражен сложившейся ситуацией, он начинает винить подругу, ему кажется, что это всё из-за её такой особенности.

Нам, как стороннему наблюдателю, очевидно, что этот молодой человек автоматически воспроизводит такую модель отношений, такие ситуации. Он неосознанно выбирает именно такую девушку, которая органично впишется в его модель. А в тех местах, где она не похожа на его маму, он ведет себя так, что провоцирует её занять именно такую позицию сверху.

Трагизм ситуации в том, что сам молодой человек не способен понять, что с ним происходит. Более того, если кто-то из близких расскажет ему всё как есть, пусть даже с грамотным психологическим обоснованием, это ничего не изменит, потому что тут важно не знать, а замечать. Знание без замечания, что я делаю и как в моменте, в данном случае ничего не изменит.

Холодный папа

Рассмотрим теперь девочку, у которой был отец, не склонный проявлять ласку, искренние тёплые чувства, хвалить или извиняться за холодность или резкость. Девочка не осознавала свою потребность в этой ласке, и старалась получить от папы проявления любви, теплоты, нежности, заботы, близости. Она скорее всего будет прикладывать много сил, чтобы заслужить папино признание. Она будет искать способа показать отцу, какая она умница. Хорошо учиться в школе, делать домашние дела, хорошо выглядеть.

Позже, когда эта девочка найдет молодого человека, возможно создаст семью, она почти неизбежно начнет повторять усвоенный и отработанный механизм. Молодой человек скорее всего будет сдержанным в проявлении искренних эмоций, любви, будет отстранен и дистанцирован. Даже если в начале отношений он вёл себя иначе, её поведение рано или поздно будет толкать его дистанцироваться, отодвинуть её от себя.

Её же будут обуревать ощущения себя не понятой, не оценённой, брошенной и даже обманутой. Не осознавая этого, она будет пытаться получить от него то, чего в своё время не смогла добиться от папы. Будет стараться поменять, изменить, исправить своего партнера, получить от него похвалу, признание, ласку, нежность, заботу. И, к сожалению, часто не будет получать желаемого, будет мучиться этим. Стоит ли говорить, что их ждет череда ссор, скандалов, обид, игр в молчанку. Стоит ли говорить, что она будет испытывать страдания, не понимая, почему с ней это происходит. Трагедия в том, что скорее всего к какому-то моменту она уже начнёт осознавать, что в разных отношениях она по какой-то непонятной причине испытывает этот похожий дефицит, эту ненасыщенность и обиду на партнёра. Она будет мысленно спрашивать, что с ней не так, за что ей всё это, почему когда вокруг столько примеров счастливых пар, она как-будто обречена иметь дело с какими-то моральными уродами, не способными на искренние и тёплые человеческие чувства, на ненадежные и сложные отношения, полные ссор, стычек и упрёков.

Кстати похожая история часто случается с дочками пьющих отцов, которые в своих уже взрослых отношениях прикладывают много сил, чтобы муж бросил пить. Часто бывает так, что отношения начинаются с молодым человеком, который никогда особо и не пил, но по мере неизбежной интеграции этих не осознаваемых моделей в их отношения, становился алкоголиком.

Перенос в деле

На этих двух довольно типичных примерах мы видим, как проявляется механизм переноса. Совершенно того не осознавая, мы воспроизводим попытки получить то, что не получили в детстве. Кстати, примеры довольно простые, в смысле не запутанные. В действительности зачастую наши родители проявляют себя более противоречиво. К примеру, холодный отец изредка всё же проявляет ласку, а иногда и агрессию. Или гиперопекающая мать может оказываться ещё и манипулятором, ругая за те вещи, которые ребенок ей рассказывает про себя, не имея ресурса, не ощущая своего права на дистанцирование.

Да, кстати, вот этот комплекс недополученного, ненасыщенного и дефицитного называется в гештальт-терапии словом гештальт. Одно из свойств гештальта — человек будет ощущать необходимость завершить его, будет снова и снова предпринимать попытки сделать это. Еще одно свойство гештальта — без внешней помощи разобраться с ним крайне сложно. Проблема тут в том, что мы пытаемся разобраться с внутренним конфликтом теми же инструментами, которые и породили его. К сожалению, это замкнутый круг. Который к счастью хорошо умеют размыкать психотерапевты.

Особенности и черты переноса

Возможно, прочитав эти примеры, ты подумаешь, что у тебя всё было проще, поэтому перенос не про тебя, и у тебя такого быть скорее всего не может. Яркие и контрастные примеры приведены специально, так как это одни из наиболее типичных проявлений переноса. На самом деле человек даже казалось бы без каких-либо проблем и выраженных дефицитов в детстве в равной степени подвержен переносу.

Более того, перенос вовсе не обязательно затрагивает какие-то негативные проявления. Вполне типично, когда человек, привыкший в детстве к бережному и нежному отношению, полному заботы и поддержки, склонен наделять других этими качествами даже там, где на самом деле их нет.

Для переноса в отношениях характерно, что партнеры в паре, как правило, подбираются с подходящими друг другу переносами. Специалисты говорят – с комплементарными переносами. Например, холодный мужчина и жаждущая внимания и ласки женщина. Другими словами, переносы пересекаются таким образом, чтобы в отношениях обеспечивается максимальная динамика чувств, стремлений, порывов, импульсов.

Эффект психологического переноса — это попытка психики завершить, удовлетворить ту потребность, которая оказалась когда-то фрустрирована, в которой остался большой заряд важности, необходимости. Наш организм ищет способы получить для нас то, что было важно получить и так и не было получено. Чтобы насытить некий дефицит, закупорить отверстие, через которое что-то утекает. К сожалению, механизмы психики глубинны и архаичны, у них нет разума, нет критики происходящего. Они просто происходят. И в этом смысле мы порой оказываемся заложниками своей животной природы, заложниками своего подсознания.

Ключ к разрядке этой разности потенциалов, этой внутренней ненасыщенности в первую очередь лежит в осознании, замечании, понимании про себя, что именно я сейчас чувствую, и какая потребность сейчас звенит во мне. Это очень легко звучит, но самостоятельно это сделать зачастую просто невозможно. Психотерапевт — это тот специалист, работа которого и состоит в том, чтобы научить клиента всё это для себя и с собой делать. По сути терапевт скорее проводник, нежели советчик или наставник. Он лишь помогает увидеть, что под ногами, увлекая тебя к тебе самому.

Источник

Журнал Практической Психологии и Психоанализа

Комментарий: Глава из книги «Контрперенос в психоаналитической психотерапии детей и подростков» (2005), (Ред.) Циантис Дж., Сандлер А.-М., Анастасопулос Д., Мартиндейл Б., вышедшей в свет в издательстве Когито-Центр.

Введение

Согласно Фрейду, перенос возникает в результате неразрешенного на бессознательном уровне конфликта. Аналитическое лечение невротиков предполагает наличие способности анализировать перенос определенного вида. Мы постепенно приходим к выводу о том, что перенос является следствием самой аналитической ситуации (тогда анализ осуществляется в рамках переноса). Можем ли мы пойти еще дальше и рас­сматривать начало переноса непосредственно в контексте анализа (это будет означать, что мы приближаемся к раскрытию аспектов, необходимых для характеристики объекта)?

Сначала к явлению контрпереноса относились с подозрением. Теперь же контрпереносу уделяется все большее внимание, и в настоящее время его уже признают основным средством аналитического процесса, позволяющим «встретиться» со своим бессознательным. Из одной край­ности в другую.

В данной главе отмечены характеристики подросткового периода, которые определяют специфику явлений переноса и контрпереноса в ра­боте с подростками.

Тем, кто хочет лучше понять сущность явления переноса, я бы поре­комендовал одну из работ Абенда (Abend, 1993). В данной главе я ограничусь лишь раскрытием одной конкретной точки зрения, хотя мне бы все же хотелось заострить внимание на ряде предостережений Абенда, каса­ющихся некоторых спорных моментов, которые можно наблюдать в наши дни и с которыми я полностью согласен: интерес к сексуальному насилию приводит к тому, что детским представлениям, желаниям и страхам, связанным с сексуальностью (проявляющимся как на уровне сознания, так и на бессознательном уровне), а также их влиянию на перенос, не уде­ляется должного внимания. В теориях переноса, берущих свое начало главным образом в работе с пациентами, страдающими серьезными нару­шениями, равно как и в невербальной коммуникации, имеющей особое значение, следует принимать во внимание оговорки.

Теперь я бы хотел объяснить, почему я назвал настоящую главу «Иллюзией переноса». Одна из моих пациенток (ей было около двадцати лет) вкратце рассказала мне содержание своего сновидения: «Лежащая девушка спрашивает у кого-то: Отправимся к храму солнца?»»

Кто же он, этот неизвестный? Кто эта девушка? Что это за храм? Под «иллюзией переноса» я подразумеваю парадоксальную ситуацию, когда объекту необходимо, чтобы кто-то другой (аналитик) отправился в некий храм (принадлежащий объекту). Иными словами, девушке нуж­но, чтобы другой человек со стороны посмотрел на ее внутренний мир (тело), но в то же самое время она не может не заметить алтарь в храме (солнца), и это означает, что ее представления о себе не соответствуют действительности. Она (пациентка) другая; солнце и алтарь уже находят­ся внутри нее, стали частью ее идентичности. Она не могла не заметить, что ее страхи/желания для проницательного наблюдателя уже реализо­вались: это было предопределено с самого начала. «Я другая!»— подумала она. Такая идентичность вызывает чувство стыда. Но этот парадокс не ограничивается подобным странным открытием: это происходит еще и потому, что кто-то другой в отличие от нее считает, будто объект психоанализа может наивно принимать аналитика за кого-то другого, кем он на самом деле не является.

С возникновением переноса возобновляются и отношения, имевшие место ранее, когда кто-то выступал в качестве значимого другого. Необхо­димым условием для формирования субъективной осознанности, или са­мости, является определенная завершенность (достигаемая посредством подавления первичных импульсов, формирования способов осознанного поведения, «принятия» других людей и сокрытия всего этого в бессозна­тельном). Я согласен с Лапланшем (Laplanche, 1992), подчеркивающим, что это возобновление, или перенос, запускается следующим образом. Терапевт, предлагающий пройти анализ, отыгрывает первоначальную си­туацию, связанную с первичными соблазнами. Непосредственно аналитче-ский процесс и его результативность — предмет совсем другого разговора.

Это также означает, что мы можем провести параллель между пере­носом и подростковым периодом: задача подростка состоит в том, чтобы сформировать свою идентичность, или самость, и в то же самое время в адекватном самораскрытии (когда приобретается опыт деперсонали­зации). Но такое предназначение должно оставаться нераскрытым; отчасти это то, что всегда должно оставаться неизвестным: и в некотором роде здесь есть «загадка». Первые взаимоотношения между матерью и младенцем характеризуются соединением неосознаваемых запретных желаний, которые могут оставаться загадкой. Аналитические условия переформулируют ситуацию этих первичных отношений.

Согласно Оланье (Aulagnier, 1988), отношения переноса тесно свя­заны и не дублируют отношения с матерью, которые характеризуются совершенным знанием и всеобъемлющей любовью. Это означает, что пер-нос будет пусковым механизмом для переживания зависимости в области знания. Кроме того, «загадка» навсегда останется без ответа, намеренно оставляя место для негатива (Ladame, 1995) и вместе с тем давая человеку способность творчески мыслить.

Перефразируя вышесказанное, я отмечаю, что центральное место в процессах, о которых идет речь, занимает первичная идентификация (Cahn and Ladame, 1992). Она или присутствует повсеместно, но является недостижимой и лежит в основе процесса совместного мышления, без чего невозможен аналитический процесс, или же препятствует этому процессу, провоцируя сильнейшую тревогу и размывая любые различия между иллюзией слияния и реальным слиянием, так называемой отчуж­денной идентичностью.

Итак, начнем с того, что контрперенос был открыт Фрейдом (Freud, 1910) и рассматривался как препятствие, не позволяющее аналитику по­нять своего пациента; и это означало наличие остаточных патологических аспектов терапевта (пробелы в знаниях); тогда пациенту требовалось пройти новый анализ. На самом деле с тех пор прошло очень много вре­мени, и в наши дни принятие обычно включает целый спектр эмоциональ­ных реакций аналитика, которые могут способствовать или препятст­вовать процессу лечения. Подобные изменения означают: и в первом, и во втором случае внимание уделяется всему тому, что когда-либо имело место в опыте аналитика (симптомы, эмоции, предубеждения, бессозна­тельные реакции, идеализированные образы и т. д.), а не рассмотрению того, что аналитик запускает в переносе. Известно, что Хайманн (Heimann, 1950) была основоположником этого направления и входила в число первых аналитиков, которые стали рассматривать контрперенос в каче­стве основного инструмента аналитической работы (Little, 1951; Tower, 1956). Но, отдавая должное Фрейду, мы не должны забывать, что он был первым, кто задумался над тем, что сегодня мы рассматриваем как риск и ловушки. В 1913 г. он писал: «У меня есть все основания утверждать, что каждый из нас имеет в своем бессознательном приспособление, помо­гающее ему интерпретировать находящееся в бессознательном других людей» (1931,р. 320). А через два года, в 1915г.: «Поразительно, насколько бессознательное одного человека может реагировать на бессознательное другого, не достигая сознания. Все это еще нуждается в проверке, особен­но для того, чтобы выяснить: можно ли исключить из данного процесса роль предсознательной активности» (1915е, р. 194). Эти его высказывания представляются мне отправной точкой для рассматриваемых мною откло­нений и крайностей, с которыми нам приходится сталкиваться сейчас, будто бы вопросы Фрейда в отношении деятельности предсознания пони­мались как определенное утверждение, согласно которому происходящее в предсознательном можно было бы просто не замечать.

Вместо того чтобы сосредоточивать все свое внимание на явлении контрпереноса, я скорее буду придерживаться взгляда, что аналитиче­ские навыки психоаналитика зависят главным образом от умения слу­шать и запоминать проговариваемое пациентом. Теперь я остановлюсь на так называемых ловушках, возникающих тогда, когда на контрпере­носе как на уникальном средстве делается чрезмерный акцент.

Самые худшие и вместе с тем наиболее значимые примеры представ­ляют психоаналитики, полагающиеся только на свою «интуицию». Они рассчитывают исключительно на самих себя и настроены только на свое собственное бессознательное и бессознательное своего пациента. Поэтому они ограничивают любую возможность проверить свои интуи­тивные ощущения через подробный вербальный материал, полученный ими на сессиях. И это не плод моего воображения. Следует признать, что такие специалисты действительно существуют. Но мы должны пони­мать опасность игнорирования того факта, что уникальным орудием пси­хоаналитика является язык: мы понимаем своих пациентов, внимательно их слушая, а своими словами мы оказываем на них влияние. Я имею в виду, что язык свидетельствует о наличии процесса реорганизации психических сил и отражает способность к символизации. То, как мы лечим пациентов в пограничном состоянии и психотических пациентов, не подразумевает полного пересмотра наших теоретических позиций. Скорее мы ставим пе­ред собой цель «невротизировать» самых больных пациентов, чем прини­мать пограничное функционирование за некий стандарт. Итак, нам следует обратить особое внимание на вопросы об особом действии и роли предсознательного, поставленные Фрейдом в 1915 г. Это не означает, что мы при­нимаем теорию простой коммуникации между двумя бессознательными, так как она не затрагивает основную функцию подавления. Мы должны выступать в качестве посредников, когда сталкиваемся с предполагаемой травмой, связанной с невозможностью разрешения «загадки». Процесс восстановления прошлого должен идти последовательно, шаг за шагом. Разрешение ситуации, имевшее место в прошлом, предполагает, что информация, которая могла быть известна тогда и может быть известна сейчас, не должна стать доступной (сексуальные отношения родителей относятся к такой сфере, которая навсегда должна оставаться закрытой). Действительно, пограничные пациенты испытывают недостаток в этой информации. «Завершение» эпизода остается неясным, и они продолжают бунтовать и отказываются подчиняться этому обязательному для всех людей закону («завершение» будет означать слишком сильное регрессив­ное движение к абсолютной беспомощности и отсутствию дифференциа­ции). Неизменная установка этих пациентов «от меня что-то скрывают» отражает через проекцию определенные проблемы, вызванные осознани­ем человека собственного отличия от других людей, и столкновением с тем фактом, что он «другой», что синонимично неповторимой идентичности. Другая опасность, возникающая в результате приписывания контр­переносу такой значимости, состоит в неверном определении просчетов в процессе лечения, определении их как проблем, связанных с простым отвержением значения контрпереноса. Это простое решение для аналити­ков, проводящих обучение; они не признают неудач, с которыми сталкива­ются в рамках обучающей программы. Поэтому они сохраняют иллюзии, что многие молодые терапевты обладают врожденным пониманием психо­патологии и интерпретационной деятельности.

Если бы я ставил перед собой задачу дать, так сказать, негативное опре­деление контрпереносу, я бы представил его как самодовольное и ограни­ченное мнение аналитика. Помимо всего прочего, данная рационализация указывает на актуализацию нарциссических особенностей аналитика. Всякий раз, когда пациент задает аналитику вопросы (почему сам пациент что-то может говорить или не может говорить, почему пациент что-то делает или не делает), а последний чувствует угрозу своему нарциссизму, я бы говорил о контрпереносе. Эти реакции мешают процессу терапии, поскольку аналитик, испытывающий страх из-за своего нарциссиз­ма, полностью утрачивает способность выступать в качестве контейнера и зеркала. Особенно хорошо подобные игры могут удаваться пациен­там подросткового возраста, и неопытные или даже опытные терапевты в конечном счете могут почувствовать себя такими же устраненными, как и объекты подростка. Терапевтический процесс переходит на стадию, где пациент проецирует на аналитика собственную беспомощность и стра­хи. Так пациент может отреагировать свое воображаемое всемогущество, поскольку аналитик в его глазах утрачивает свою значимость.

А теперь я перейду к третьей и заключительной части настоящей гла­вы и выделю некоторые характеристики переноса и контрпереноса в ра­боте с пациентами подросткового возраста. Эти характеристики связаны непосредственно с процессом развития. Я ограничусь вопросами, которые представляются мне наиболее сложными при лечении подростков, стра­дающих определенными заболеваниями (когда необходимость лечения осознается и пациентом, и терапевтом).

Основная трудность здесь связана со страхом принятия неверного решения (либо с будущим риском, либо с чем-то, что еще предстоит ре­шить). Возвращаясь к тому, о чем я говорил выше, для меня это означает отказаться от «загадки» и оставить без ответа вопрос: «Любила она меня или нет, или же она любила кого-то еще?», а искать свое решение в дилем­ме, которая связана с презрительным отношением к материнской искрен­ности и материнской любви. Один из моих пациентов дает этому следу­ющую характеристику: «Теперь, когда я знаю, что все это значит, мне ста­новится ясно, что ее материнская любовь была всего лишь уловкой. Все, что она любила делать, — это трахаться с отцом». Здесь мы имеем дело с расщепленным переносом. Пациент с презрением относится к сет-тингу и самому терапевтическому процессу, со всеми его правилами воз­держания, потому что он, выходя за дверь моего кабинета, имел все, что хо­тел (т. е. «двойника» своего аналитика, с которым очень часто он был на грани перверсного сексуального отреагирования). Поэтому он и думал: «Что еще вы мне можете предложить, кроме этого дерьма?»В то же самое время он так же презирал и то, что могло происходить с «двойником» его аналитика, так как последний был всего-навсего лишь ничтожным подобием. Вышеописанные ситуации переноса очень непростые: мы дол­жны контролировать, где находится пациент: между защитным кратко­временным компромиссом или более долговременным перверсным реше­нием, в котором расщепление будет «герметичным», отрицание успешным, а тревога истреблена с корнем.

Безусловно, мы успокаиваемся, вспоминая о слабости нарциссических ресурсов своих пациентов, но та же слабость может выдвигаться на перед­ний план в качестве алиби, как только аналитик и пациент начнут понимать все происходящее в процессе лечения. Это означает, что аналитический процесс был успешно переориентирован с обычного курса, и теперь пред­почтение отдается сохранению статус-кво, а вовсе не изменениям.

Лауфер и Лауфер показали, как деструктивные импульсы становятся важнейшей составляющей в отношениях, связанных с переживаниями переноса в аналитической работе с больными подростками. Еще они сове­туют аналитикам никогда не забывать о том, что подросток испытывает к ним ненависть, так как предполагает: его действия полностью контро­лируются (Laufer and Laufer, 1989, p. 175).

Я изложу суть различных способов работы, в которых, как отмечают Лауфер и Лауфер, могут находить свое выражение или отреагироваться деструктивные импульсы:

1. Аналитик все больше и больше осознает свой собственный страх пе­ред тем, что насилие фактически может быть направлено или на него,или на других людей. Подобная ситуация может быть сравнима с перверсной сексуальной связью, в которой расщепление является настолько жестким, что собственное тело уже воспринимается чело­веком как преследующий его враг. Необходимо быть начеку, так как всегда имеет место риск принятия неверного решения.
2. Аналитик должен быть постоянно бдителен, поскольку существует вероятность нанесения вреда самому себе. В такой ситуации насилие направлено не на отношения, связанные с переносом, а против самого тела. Это означает, что изначально эмоции в переносе чрезмерно подавляются, а на передний план выходит внутреннее давление.
3. Аналитик сталкивается с тем, что сам испытывает беспомощность или замешательство (что является отражением деструктивных нападений, направленных против самого сеттинга, или же на способ­ность аналитика анализировать происходящее). Подобную ситуацию можно понимать как повторение дезинтеграции, связанную с разви­тием и повторяющуюся в переносе.

Лауферы считают, что тревогу самого аналитика, с которой он стал­кивается в процессе лечения таких подростков, не следует рассматривать как отражение его пробелов в знаниях. Напротив, ее следует понимать как прогнозируемую реакцию в отношении пациента, патология которого на бессознательном уровне находится в зависимости от деструктивное™ или насилия, в чем я полностью согласен с авторами. Я знаю из собствен­ного опыта столкновения с подобного рода реакциями, могущими при­вести к разочарованию и отреагированию у самого аналитика, что лучше всего их прорабатывать в условиях группового обсуждения и контроля, а не в более классических условиях индивидуальной супервизии.

Заключение

В предложенной вашему вниманию главе я провел параллели между переносом и подростковым периодом и постарался показать, что задача подростка состоит в том, чтобы в процессе своего развития создавать идентичность. Но в то же самое время подросток не забывает о том, что он постоянно рискует столкнуться с проблемами, связанными с его предназначением и отчуждением. Корни этой тревоги уходят во времена, когда кто-то исполнял для него роль значимого другого. В переносе чело­век также сталкивается с собственной уникальностью (Я — другой), процесс анализа не исключает подобного риска.

Я также привел свои взгляды по поводу отклонений и крайностей, связанных с контрпереносом, и сделал акцент на том, что исключитель­ным инструментом психоанализа является не контрперенос, а язык. Я обычно говорю о контрпереносе, когда наши пациенты в процессе ана­лиза бросают нам вызов, особенно когда мы ощущаем этот вызов как угрозу нашему нарциссизму. Достаточно часто это встречается в работе с пациентами подросткового возраста.

И, наконец, мне бы хотелось подчеркнуть крайнюю важность осуще­ствления контроля в процессе аналитической работы. Необходимо: а) поддерживать равновесие между беспомощностью и всемогуществом пациента; б) учитывать риски, связанные с возможностью принятия под­ростком постоянных неверных решений; в) понимать, насколько важно и полезно, чтобы терапевт контролировал собственную тревогу, возни­кающую у него в процессе лечения подростков с серьезными нарушения­ми и выступающую в качестве барометра деструктивности пациента.

Источник