Страхи как от них избавиться православие

Страхи как от них избавиться православие

Я верующая и крещеная с 10 лет. Сейчас мне исполнилось 23. Мне стало страшно жить, я боюсь состариться и умереть, потерять своих близких. Меня одолевает страх и отчаяние — зачем Господь дал мне жизнь? для какой цели я родилась, и не быстро ли летит время? Как мне обрести спокойствие и гармонию? Я совсем измучалась. Помогите. Елена

Отвечает священник Афанасий Гумеров:

Дорогая Елена! Признаюсь, трудно давать советы, когда нет возможности побеседовать. Даже врач в более простой ситуации, прежде чем предписывать какое-нибудь лекарство, должен обстоятельно расспросит больного. По опыту известно, что такое состояние, о котором Вы пишите, может быть результатом сильного воздействия демонических сил, которые стараются нагонять всевозможные страхи, чтобы ввергнуть человека в уныние и отчаяние. Почвой для этого нередко бывает болезненное состояние нервной системы, которую надо лечить. Однако на первом месте должны быть духовные средства. В борьбе с бесовскими напастями необходимо, прежде всего, укрепить веру. Чтобы она стала живым источником теплой радости и светлой надежды, старайтесь, как можно чаще с отрытым сердцем, неспешно читать святое Евангелие. Нужно не только верить в Иисуса Христа, но полностью довериться Ему. Откройте Евангелия Его любимого ученика. Какой утешающей любовью веет от слов Спасителя, сказанных в прощальной беседе с учениками: «Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам. Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода и будете Моими учениками. Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам» (Ин.15:7-16).

Нет такого страха, от которого нельзя избавиться. Чтобы получить всесильную помощь от Господа, необходимо стать полнокровным членом Церкви. Надо жить в ее благодатно молитвенном опыте. Как можно чаще с радостью приступать к святым тайнам, зная, что подаваемая в них благодать исцеляет душу и тело. Болезнь не простая. Поэтому нужно явить терпение и труд. Не расслабляйтесь, а бодрствуйте, «ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия» (2Тим.1:7).

Источник

Старец Лука Филофейский: Как избавиться от страха

— Существует только один рецепт избавления от всех этих фобий. Если у человека есть страх Божий, он освободит его от всех остальных страхов.

Страх Божий действует подобно свету. Если уже нас нет света и мы пребываем во тьме, что мы можем почувствовать? Как будем ориентироваться и воспринимать окружающую обстановку?

Итак, страх Божий действует в человеке подобно свету. Когда жизнь освещена, другие страхи просто не способны поселиться в нашей жизни.

Соответственно, если мы оставим страх Божий, наше сердце обуяет множество фобий и страхов.

Подобным образом действует и любовь. Когда страх Божий приобретает новое измерение и преобразуется в любовь к Господу (и исполнение его заповедей), эта любовь избавляет от всех земных привязанностей и греховных проявлений любви.

Так человек освобождается.

— Хотелось бы задать вопрос о скорбях. Некоторые, когда у них нет трудностей и испытаний, начинают беспокоиться, так как считают, что их оставил Бог.

— Подобные примеры мы неоднократно встречаем в Житиях Святых.

— У других скорби идут подряд, одна за одной. Есть ли в том, как нам посылаются испытания, какая-то закономерность?

— Нам не следует пытаться разобраться во всем своим рассудком и выстроить какие-то закономерности. Наше спасение не зависит от того, разберемся ли мы во всех загадках, связанных с нашей жизнью.

Если мы всецело посвятим себя Богу, Господь решит наши проблемы, даст ответы на беспокоящие вопросы. Если будем стремиться разобраться во всем сами – заблудимся в открытом море своих мыслей.

Как бы то ни было, будем помнить: все что попущено Богом – для нашего блага.

Мы же не критикуем педагогов за то, что они ставят перед детьми задачи и учат их преодолевать трудности? Как без этого помогут им преуспеть?

Не будем забывать и то, что все в руках Божиих. Наше дело – оказывать послушание и стремиться стать ближе к Богу, признавая свои ошибки, недостатки и заблуждения.

У многих людей есть скрытый эгоизм. Такие люди считают себя хорошими, достойными, добрыми и т.д. Вот Бог и попускает испытания, чтобы явить нам наше истинное лицо. В скорбях проверяется глубина нашей веры.

— Наш читатель задает вопрос, связанный с экуменизмом. В его городе проводятся межконфессиональные субботники: представители разных религий совместно убирают улицы, сажают деревья. Можно ли православному участвовать в подобных мероприятиях?

— Представим себе, что мы собираемся приготовить хлеб. Для этого мы собрали у разных хозяек закваску: одна из них хорошая, другая прокисла, третья испортилась и т.д. Какой результат у нас получится, если мы все их смешаем?

То же самое происходит и в описываемой ситуации. Христианин несет свою добрую закваску (которая сохранилась в нашей Церкви: «Иисус Христос вчера и днесь той же, и во веки» 1 ) и смешивает ее с другими. Как в такой ситуации не утратить свою чистоту?

Православный человек от участия в подобных совместных показных мероприятиях с инославными, ничего не приобретает, а только теряет.

Источник

Как избавиться от страха и начать жить

про­то­и­е­рей Павел Вели­ка­нов

Страх перед буду­щим

Прак­ти­че­ски каждое свет­ское изда­ние пери­о­ди­че­ски пуб­ли­кует статьи, оза­глав­лен­ные при­мерно так же, как и этот мате­риал. Тема страха и попы­ток его пре­одо­ле­ния во все вре­мена вол­но­вала чело­ве­че­ство. И сего­дня в нашу редак­цию регу­лярно при­хо­дят письма, в кото­рых люди пишут о своих тре­во­гах и опа­се­ниях. Кто-то пере­жи­вает за семей­ные отно­ше­ния, другие стра­шатся за буду­щее своих детей, третьи рас­ска­зы­вают об ужасе, кото­рый испы­ты­вают, когда думают о болезни или смерти — своей или близ­ких.

О том, что же может стоять за нашими мучи­тель­ными тре­во­гами, воз­можно ли с ними бороться и есть ли у Церкви «вак­цина» от страха, «Фома» пого­во­рил с про­то­и­е­реем Павлом Вели­ка­но­вым.

– В посла­нии апо­стола Иоанна мы встре­чаем такие слова: В любви нет страха, но совер­шен­ная любовь изго­няет страх, потому что в страхе есть муче­ние. Боя­щийся несо­вер­шен в любви ( 1Ин.4:18 ). Полу­ча­ется, что для апо­стола самый обыч­ный страх ста­но­вится самой глав­ной пре­гра­дой для совер­шен­ной любви?
Но ведь в жизни мы встре­чаем прямо про­ти­во­по­лож­ное. Чем больше мы любим кого-то, тем больше боимся такого чело­века поте­рять. Чем силь­нее любовь, тем глубже страх. Как же тогда воз­можно сопо­став­лять эту мысль апо­стола с дей­стви­тель­но­стью, если она ей про­ти­во­ре­чит?

– Мне кажется, здесь воз­ни­кает пута­ница поня­тий. Сна­чала мы должны опре­де­лить, что такое страх. Страх – это состо­я­ние оце­пе­не­ния. Состо­я­ние пара­лича душев­ных сил, когда чело­век ока­зы­ва­ется неспо­соб­ным адек­ватно вос­при­ни­мать про­ис­хо­дя­щие вокруг него собы­тия и не может раци­о­нально на них реа­ги­ро­вать. Гово­рят: «он замер от страха», «смот­рел с ужасом», «страх охва­тил его всего, с ног до головы…». Но то, о чем Вы гово­рите, это скорее состо­я­ние тре­вож­но­сти и бес­по­кой­ства, а не страха как тако­вого, не «ужаса». И я бы не стал между ними ста­вить знак равен­ства.

Однако, когда чело­век дове­ряет Богу во всем (ни больше и ни меньше – в этом заклю­ча­ется необ­хо­ди­мое и пре­дель­ное усло­вие), тогда он пони­мает, что всё, что есть у него, дано Богом. Не «соб­ствен­ность» чело­века, а Его дар. Бог как бы дал подер­жать, поз­во­лил при­кос­нуться, воз­можно даже на все время, пока мы живем в теле, но не более того. Если научиться смот­реть на это таким обра­зом, то уже не будет этого ощу­ще­ния соб­ствен­но­сти, а значит, и осно­ва­ний для чув­ства бес­по­кой­ства.

Апо­стол Иоанн, говоря о страхе, кото­рый мешает чело­веку любить совер­шенно, гово­рит также и об отсут­ствии у боя­ще­гося чело­века сво­боды.

Один мой друг одна­жды сказал очень важную фразу: «Тот, кто боится уми­рать, еще не начи­нал жить». Пока чело­век боится чего-то, он не может отно­ситься к этому пра­вильно и адек­ватно. Тот, кто все время боится смерти и все время от нее убе­гает, не спо­со­бен дышать полной грудью, быть пол­но­ценно встро­ен­ным в эту жизнь, а когда смерть насту­пит — точно также при­нять ее как неиз­беж­ную стра­ницу жизни. У меня перед гла­зами уже пожи­лая жен­щина, кото­рая очень не хочет уми­рать и при этом ее жизнь тра­гична. Потому что она все свои сред­ства и силы выбра­сы­вает на под­дер­жа­ние своего здо­ро­вья, кото­рое тем не менее неиз­бежно год от года ста­но­вится хуже. Именно из-за страха смерти един­ствен­ным содер­жа­нием ее жизни стало пани­че­ское бег­ство от смерти. Разве это жизнь?

– Какие страхи больше всего мешают нам в любви? Можно ли назвать мало­ве­рие исчер­пы­ва­ю­щим объ­яс­не­нием наших стра­хов? Ведь мы же знаем, что и святые боя­лись. Даже Хри­стос стра­шился смерти.

– У Мак­сима Испо­вед­ника есть очень подроб­ный разбор того, в чем заклю­ча­лось глав­ное содер­жа­ние и смысл того, что сделал Хри­стос для всего чело­ве­че­ства, когда был на Кресте. Он, ощутив на себе всю тяжесть страха смерти и страха стра­да­ния, пре­одо­лел их, навсе­гда изме­нив чело­века. Ведь все наши грехи — всего лишь вари­а­ции на эти две темы: смерти и боли. Мы хотим жить, и мы хотим удо­воль­ствия, и потому мы больше всего на свете боимся их отсут­ствия. Однако при этом что бы мы ни пред­при­ни­мали, этот страх смерти только углуб­ля­ется, и чем острее, болез­нен­нее про­блема, тем он ста­но­вится замет­нее. Но только во Христе страх боли и смерти может быть пре­одо­лен, потому как Он Сам лично прошел через них и побе­дил их на Кресте.

Давайте смо­де­ли­руем такую, я думаю, зна­ко­мую многим ситу­а­цию. Есть два чело­века: жених и неве­ста. Они любят друг друга и хотят быть вместе всю жизнь. Чего они боятся? Больше всего — пре­да­тель­ства, раз­рыва. Что жених, напри­мер, заве­дет роман на сто­роне. Но в какой ситу­а­ции неве­ста сможет пре­одо­леть этот страх? Когда она поймет, что настолько сильно его любит, что даже сам факт воз­мож­ного пре­да­тель­ства ее с ног не собьет. Она знает, что своей любо­вью она сможет это пре­одо­леть. Еще, воз­можно, не только нет измены, но даже нет и осно­ва­ний для подо­зре­ний, а она уже знает, что все равно не пере­ста­нет его любить. Он сам по себе для нее дороже, чем зна­чи­мость его даже самых непра­виль­ных поступ­ков. Сила ее любви гораздо силь­нее, чем страх поте­рять люби­мого, кото­рый вполне обос­но­ван с точки зрения чело­ве­че­ской логики. И вот мы вновь слышим за этим с куда более убе­ди­тель­ной силой слова апо­стола Иоанна: В любви нет страха.

Страх Божий

– Страх для любого чело­века — всегда что-то пре­дельно нега­тив­ное. Но хри­сти­ан­ство в этом смысле пара­док­сально, потому что во главу всех доб­ро­де­те­лей ставит «страх Божий». Что это такое? И почему вера в Бога должна быть постро­ена на таком, каза­лось бы, нега­тив­ном фун­да­менте?

– Есть два вида страха: один живот­ный, аффек­тив­ный, свя­зан­ный со стра­хом перед смер­тью, кото­рый порож­да­ется инстинк­том само­со­хра­не­ния. О нем мы уже гово­рили, и он есте­стве­нен для чело­века. Рели­ги­оз­ный же страх имеет прямо про­ти­во­по­лож­ный вектор направ­лен­но­сти. Это свое­об­раз­ная духов­ная кате­го­рия. Он не «исклю­ча­ю­щий», «избе­га­ю­щий» объ­екта страха, а, напро­тив, «устрем­ля­ю­щийся» к Нему — к Богу. Этот страх, а точнее будет ска­зать глу­бо­кое чув­ство бла­го­го­ве­ния, построен на осо­зна­нии того, что в этом мире есть Тот, Кто обла­дает вла­стью поста­вить «финаль­ную точку» в твоей жизни, Кто стоит над тобой, и ты перед Ним – всего лишь ты, и только. Этот страх скорее напо­ми­нает вос­хи­ще­ние, пере­жи­ва­ние воз­вы­шен­ного, неве­ро­ят­ного, того, что не вме­ща­ется ни в созна­ние, ни в сердце, что пре­вос­хо­дит тебя во всех изме­ре­ниях. Страх Божий – это трепет перед тем, что «над тобой», чему ты покло­ня­ешься. Это без­ого­во­роч­ное при­зна­ние того, что не ты — Гос­подь Бог. Это пере­жи­ва­ние себя прямо про­ти­во­по­лож­ное тому, что сказал Ницше устами Зара­ту­стры: «Если суще­ствуют боги, как же вынесу я, что я сам не бог?»…

– Сего­дня часто гово­рят о том, что в Церкви все постро­ено на рито­рике страха: дескать, не сде­ла­ешь того-то и того-то — попа­дешь в ад, забо­ле­ешь, поте­ря­ешь что-то и так далее. Скла­ды­ва­ется ощу­ще­ние, что про­ис­хо­дит неко­то­рая под­мена: вместо «страха Божия» при­ви­ва­ется «фобия Божия». Есть ли в подоб­ной рито­рике что-то пра­виль­ное и полез­ное для чело­века и наобо­рот – вре­до­нос­ное и болез­нен­ное?

– Страх для ново­на­чаль­ного — это необ­хо­ди­мая педа­го­ги­че­ская мера, кото­рая помо­гает ему начать ощу­щать гра­ницы доз­во­лен­ного и недоз­во­лен­ного. Страх здесь рабо­тает как дорож­ные знаки, ори­ен­ти­ру­ясь на кото­рые, води­тель может избе­жать опас­ных для жизни про­ис­ше­ствий. Пред­ставьте себе, что вы едете по дороге, на кото­рой ведутся ремонт­ные работы. Если вы будете ехать, игно­ри­руя опре­де­лен­ные пра­вила без­опас­но­сти и дорож­ные ука­за­тели, то ни вам, ни вашей машине от этого ничего хоро­шего не будет. Такова же и жизнь в Церкви. В ней суще­ствуют вполне кон­крет­ные разум­ные прин­ципы, кото­рыми, если вы хотите дей­стви­тельно расти духовно, необ­хо­димо руко­вод­ство­ваться.

Здесь можно снова обра­титься к отно­ше­ниям между людьми. Пока люди только зна­ко­мятся, между ними неиз­бежно есть мно­же­ство услов­но­стей, кото­рые помо­гают выстро­ить гра­ницы, чтобы слу­чайно не задеть, не оби­деть дру­гого, не рас­ше­ве­лить какой-то давней, но неиз­вест­ной дру­гому душев­ной раны. Но чем ближе люди ста­но­вятся друг ко другу, чем лучше они пони­мают один дру­гого, тем зна­чи­мость этих услов­но­стей ста­но­вится меньше: они просто любят, ценят, доро­жат друг другом — и уже не внеш­ние гра­ницы рабо­тают, а эмпа­тия, сопе­ре­жи­ва­ние по отно­ше­нию к дру­гому. Они следят, чтобы не ска­зать что-то боль­ное для слуха дру­гого не потому, что боятся тем самым раз­ру­шить отно­ше­ния, а потому, что боль дру­гого неиз­бежно станет и его (или ее) соб­ствен­ной болью. Точно так же любя­щий Бога слу­ша­ется Его не потому, что стра­шится нака­за­ния за нару­ше­ние запо­веди, а потому, что начи­нает видеть грех как бы с точки зрения Дру­гого, своего Друга — Бога.

Страх оди­но­че­ства

– Можно пред­по­ло­жить, что страх как-то связан с миро­вос­при­я­тием. Это неко­то­рая болезнь или даже фобия совре­мен­ного чело­века-оди­ночки. Тот, кто одинок, боится навсе­гда так и остаться «еди­ни­цей» — никому не нужной, невос­тре­бо­ван­ной, забро­шен­ной, непри­ка­ян­ной. Быть может, такой страх связан с утра­той общин­но­сти? И само по себе оди­но­че­ство для чело­века неесте­ственно?

– Сложно сопо­став­лять про­блему страха оди­но­че­ства с общин­но­стью. Тео­ре­ти­че­ски вроде бы сам посыл верный: чем крепче малый социум, община, тем больше шансов не ока­заться «оди­ноч­кой». Но давайте гово­рить по-чест­ному! Есть огром­ное коли­че­ство боль­ших семей, где живут дети, кото­рые чув­ствуют себя совсем оди­ноко. Они выби­ва­ются из своей семьи, им не с кем пого­во­рить, никто не спо­со­бен раз­де­лить с ними их откры­тия, цен­но­сти, пере­жи­ва­ния. Неко­то­рые из них в итоге вырас­тают, про­би­ва­ются «в люди», ста­но­вятся музы­кан­тами, поэтами, режис­се­рами, но со своей родной семьей они могут годами, деся­ти­ле­ти­ями не общаться. А сколько мы знаем школь­ни­ков, кото­рые годами оста­ются забро­шен­ными, никому не нуж­ными, несмотря на, каза­лось бы, такое коли­че­ство сверст­ни­ков, окру­жа­ю­щих таких детей-оди­но­чек.

На самом деле про­блема оди­но­че­ства реша­ется не извне, а наобо­рот – изнутри. Насто­я­щее пре­одо­ле­ние оди­но­че­ства воз­можно тогда, когда чело­век обре­тает внутри себя «портал» в Цар­ство Божие. И зача­стую дверь в этот «портал» нахо­дится у нас прямо перед гла­зами. Кто-то может найти ее в слу­же­нии Боже­ствен­ной гар­мо­нии в музыке, другой — в вос­пи­та­нии детей, третий — в вос­торге перед точ­но­стью и поряд­ком в мате­ма­ти­че­ских изыс­ка­ниях, чет­вёр­тый — в радо­сти от при­го­тов­ле­ния нового блюда и отблеске сча­стья на лицах домаш­них.

Мы ведь бук­вально «купа­емся» в этих «точках входа» в Боже­ствен­ное Цар­ство, только часто их не заме­чаем, про­хо­дим мимо. А не заме­чаем потому, что нет навыка вни­ма­тель­ного всмат­ри­ва­ния внутрь себя самого, пони­ма­ния, на что откли­ка­ется наше сердце, наша «глу­бина» лич­но­сти.

Надо иметь боль­шое муже­ство, чтобы суметь пере­не­сти факт этого зна­ком­ства с самим собой. Там ведь чего только не встре­ча­ется! Такое зна­ком­ство с насто­я­щим «я» потре­бует от нас прямо-таки рыцар­ской отваги. Можно бес­ко­нечно бежать от этой очень важной встречи и пытаться скрыться от себя самого в других людях, их теп­лоте, вни­ма­тель­но­сти, состра­да­нии — но куда от себя убе­жишь? И только «найдя» себя, научив­шись «жить» с самим собой, при­ни­мая то лучшее, что есть, отде­ляя худшее, воз­де­лы­вая почву души, можно понять, как «при­ни­мать» и других людей — уже не как «потре­би­тель» чужого душев­ного тепла, а как его «про­из­во­ди­тель».

Чело­век, кото­рый скор­бит о своей ненуж­но­сти, пре­одо­ле­вает эту скорбь не через пла­ва­ние в море чужого тепла и любви, а только через отдачу себя другим. В душе надо раз­жечь, рас­ко­че­га­рить огонь любви и слу­же­ния и тогда про­блема оди­но­че­ства испа­ря­ется. Когда есть пони­ма­ние, что ты можешь кого-то сде­лать хотя бы чуть-чуть счаст­ли­вее — тира­нии оди­но­че­ства уже нет.

– А что Цер­ковь может пред­ло­жить тому, кто боится остаться один?

– Страх оди­но­че­ства пре­одо­ле­ва­ется откры­тым серд­цем к любви. И вот Цер­ковь пред­ла­гает инстру­мен­та­рий, кото­рый поз­во­ляет чело­веку научиться любить, про­рвав­шись сквозь зацик­лен­ность на самом себе. Однако при этом сама по себе идея цер­ков­ной общины должна пре­одо­ле­вать чело­ве­че­скую отчуж­ден­ность, его оди­но­че­ство. В ее собор­но­сти инди­вид, оста­ва­ясь самим собой, ста­но­вится при этом частью еди­ного во Христе сооб­ще­ства людей. Сам Гос­подь опре­де­лил сущ­ность цер­ков­ной общин­но­сти сле­ду­ю­щими сло­вами: По тому узнают все, что вы Мои уче­ники, если будете иметь любовь между собою ( Ин.13:35 ).

Однако, как известно, долж­ное далеко не всегда ста­но­вится сущим. В совре­мен­ном мире чело­век, даже вклю­чен­ный в тот или иной приход, часто так и оста­ется наедине с самим собой и своими про­бле­мами.

Когда мы ездили в разные города с пре­зен­та­цией нашей про­граммы «50 слов о важном» (соци­ально-про­све­ти­тель­ский медиа-проект, в кото­ром была сде­лана попытка рас­крыть такие темы, как чело­век и Бог, сво­бода и нака­за­ние, душа и вера, страх и истина, зло и сча­стье), то в одном из город­ков Архан­гель­ской обла­сти у нас про­изо­шла очень инте­рес­ная встреча в кино­те­атре. Мы пока­зали наш корот­ко­мет­раж­ный фильм из цикла «50 слов о важном». Потом я раз­го­ва­ри­вал с теми, кто пришел. И тут вдруг одна бабушка, кото­рая сидела на первом ряду, в какой-то момент гово­рит: «Знаете, Вы все пра­вильно гово­рите, все очень здо­рово. Но пой­мите, мне так оди­ноко! Я и хожу в храм, испо­ве­ду­юсь, при­ча­ща­юсь. И я так стра­даю от оди­но­че­ства! Я никому не нужна. Это ощу­ще­ние оди­но­че­ства меня изма­ты­вает». Инте­ресно, что в этом же зале нахо­ди­лись люди — при­хо­жане из ее же храма! Они все ее пре­красно знали, но у них даже мысли не воз­ни­кало о том, что ей нужна какая-то помощь. И мне было очень отрадно видеть, что после беседы они ее обсту­пили, дого­во­ри­лись о встрече, о том, чем они будут зани­маться, обме­ня­лись теле­фо­нами.

Хотя вслед за этим у меня возник очень горь­кий вопрос. Как люди годами ходят в один и тот же храм, при­ча­ща­ются из одной чаши, но при этом между ними нет ника­ких гори­зон­таль­ных связей? Они не пони­мают, кто чем живет, даже в малень­ком городке, где, каза­лось бы, все должны хорошо друг друга знать. Но почему-то тесных отно­ше­ний и близ­кого обще­ния не полу­ча­ется. Может быть, мы разу­чи­лись искус­ству быть вни­ма­тель­ными друг ко другу, про­яв­лять инте­рес, при этом без навяз­чи­во­сти, уни­же­ния дру­гого? Для меня это откры­тый вопрос…

Страх перед смер­тью

– Если обра­титься к сюжету моле­ния Христа в Геф­си­ман­ском саду, то можно заме­тить, что даже Христу было страшно, что Он ока­зался под ударом этого страха смерти… Но Он же Сын Божий. Он же знал, что вос­крес­нет. Чего же Ему было бояться? Неужели мы можем упрек­нуть Его в мало­ве­рии?

– Это боль­шой вопрос: знал ли Хри­стос о том, что Он вос­крес­нет? Конечно, Он гово­рил об этом своим уче­ни­кам. Но пони­ма­ете, Его чело­ве­че­ское созна­ние, воля, чув­ства еще не знали опыта смерти и вос­кре­се­ния. Это при­мерно то же самое, как если чело­веку будут делать наркоз, кото­рый ему еще нико­гда не делали. Он слышал от других, каково это — быть под нар­ко­зом, но сам этого нико­гда не испы­ты­вал. Другой пример: жен­щины, кото­рые рожали и кото­рые не рожали — совер­шенно разные. Можно сколько угодно читать книги о бере­мен­но­сти, слу­шать рас­сказы других, но, пока в твоем теле не появится ребе­нок и ты его не родишь, многие вещи так и оста­нутся понят­ными только тео­ре­ти­че­ски, но не прак­ти­че­ски.

Дерзну пред­по­ло­жить, что схожее, воз­можно, имело место и со Хри­стом. Он знал о Своем вос­кре­се­нии как Бог, по вза­и­мо­про­ник­но­ве­нию боже­ствен­ной и чело­ве­че­ской природ, но каче­ство этого знания и пони­ма­ния было совер­шенно иным, нежели чем то, кото­рое у Него появи­лось после вос­кре­се­ния.

И когда Он кричал «Боже мой, Боже мой, почему Ты оста­вил меня?», то это был крик абсо­лют­ного оди­но­че­ства. Ситу­а­ция дово­дится до самого пре­дела, до, что назы­ва­ется, дна — и Хри­стос выхо­дит из этого состо­я­ния побе­ди­те­лем, в совер­шенно новом каче­стве, и теперь Он, как пишет апо­стол Павел, Сам будучи иску­шен, может и иску­ша­е­мым помочь. Хри­стос полу­чает личный опыт оди­но­че­ства, смерти — и личный опыт вос­кре­се­ния.

Можно ска­зать, что на Кресте про­изо­шла победы веры, а значит, и пре­одо­ле­ние самого глав­ного страха — страха перед смер­тью, о чем мы уже гово­рили выше. Если бы в душе Христа, пока Он стра­дал на Кресте, начался бы бунт, то это свело бы на нет Его при­ше­ствие в мир. Но Его крик был криком чело­ве­че­ской при­роды, не пони­ма­ю­щей и недо­уме­ва­ю­щей, что про­ис­хо­дит, тем более, что Его чело­ве­че­ская при­рода не знала греха и в силу без­греш­но­сти не могла ощу­щать оправ­дан­ную у людей ощу­ще­ние неиз­беж­но­сти смерти. Но при этом оста­ю­щейся до конца верной Своему Небес­ному Отцу. И эта вер­ность стала тем стерж­нем, вокруг кото­рого все впо­след­ствии и выстро­и­лось.

– И все же, если ста­вить вопрос пре­дельно: есте­ственно ли то, что чело­век боится смерти или нет? Только ли аффек­тив­ное повер­гает чело­века в ужас перед ней или же здесь стоит и некая онто­ло­ги­че­ская пред­по­сылка? Ведь хри­сти­ан­ское бого­сло­вие всегда утвер­ждало, что смерть чело­веку чужда. И, воз­можно, Хри­стос так глу­боко и пере­жи­вал этот страх внутри себя в Геф­си­ма­нии, что осо­зна­вал всю неесте­ствен­ность про­ис­хо­дя­щего.

— «Бог смерти не сотво­рил», — ска­зано в Свя­щен­ном Писа­ние. Бог — «Живо­да­вец», и поэтому любая поста­новка вопроса о «сотво­ре­нии» смерти Богом абсурдна. Если ребенку роди­тели пода­рили план­шет, кото­рый он разбил, то кто в этом вино­ват? Роди­тели? Или «вино­ват» сам план­шет, потому что он почему-то не ока­зался «неуби­ва­е­мым»?

Пони­мая невоз­мож­ность ника­ких ана­ло­гий, когда мы гово­рим о базо­вых, фун­да­мен­таль­ных поня­тиях, всё же надо ска­зать: ужас чело­века перед смер­тью колос­са­лен — не только перед самим ее фактом, но и перед неиз­беж­но­стью по отно­ше­нию к самому себе. Чужая смерть — какой бы ужас­ной она ни была — это далеко не то же самое, что факт неот­вра­ти­мо­сти соб­ствен­ной. И против этого, дей­стви­тельно, вос­стает всё в чело­ве­че­ской при­роде. Всё в чело­веке кричит против смерти, ничто не хочет уми­рать, будучи создан­ным именно для жизни. Почему малень­кие дети чаще всего спо­койно отно­сятся к смерти других — потому что они в прин­ципе не могут спро­еци­ро­вать это на самих себя, для них это невоз­можно, это непе­ре­но­симо для созна­ния, для пси­хики.

Как это так — я, такой пре­крас­ный, радост­ный, счаст­ли­вый и … умру? Да это же просто невоз­можно! Я и смерть. Такого просто быть не может! Пусть все умрут, а я оста­нусь! И когда несколько позже, по мере взрос­ле­ния, неот­вра­ти­мость соб­ствен­ной смерти начи­нает всё яснее вста­вать перед гла­зами — вот тогда и рас­кры­ва­ется весь ужас смерти как тако­вой. Кото­рой невоз­можно не бояться. Кото­рую как ни игно­ри­руй, как ни вытес­няй — она всё равно придет. Помните, как князь Бол­кон­ский в романе «Война и мир» перед самым мгно­ве­нием взрыва гра­наты во время Боро­дин­ского сра­же­ния, мыс­ленно кричит: «Неужели это смерть?,— думал князь Андрей, совер­шенно новым, завист­ли­вым взгля­дом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вью­щу­юся от вер­тя­ще­гося чер­ного мячика. — Я не могу, я не хочу уме­реть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух…».

Но здесь у нас, хри­стиан, есть только одна надежда, одна зацепка, один тонень­кий, на ниточ­ках нашей веры, под­ве­шен­ный мост над без­дон­ной про­па­стью — это Хри­стос Спа­си­тель, Пер­ве­нец из людей, кото­рый про­рвался сквозь смерть и теперь может по этому создан­ному Им мосту про­ве­сти и каж­дого, кто верит Ему, любит Его, сле­дует за Ним.

– Какой самый глу­бо­кий страх испы­ты­вали Вы в своей жизни и с чем он был связан? Уда­лось ли Вам его пре­одо­леть и если да, то как?

– Был один эпизод, свя­зан­ный с рож­де­нием одного из моих детей. Когда у жены нача­лись роды так полу­чи­лось, что мы с супру­гой оста­лись вдвоем — врач не успе­вал дое­хать из-за неожи­данно начав­шейся метели. Ново­рож­ден­ный ребе­нок бук­вально через несколько минут прямо на глазах начал зами­рать и синеть. И в этот момент меня охва­тил силь­ней­ший страх. Страх бес­си­лия: твой ребе­нок сейчас умрет, а ты ничего не можешь сде­лать, не можешь даже скорую вызвать. Всего меня сковал испе­пе­ля­ю­щий ужас – всё про­ис­хо­дило очень стре­ми­тельно. И тогда я понял: всё, что оста­ется, — молиться. Думаю, что это была моя самая искрен­няя молитва в жизни. И слава Богу, всё закон­чи­лось бла­го­по­лучно.

Источник