Тараканище
Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперёд.
А за ним комарики
На воздушном шарике.
А за ними раки
На хромой собаке.
Волки на кобыле.
Львы в автомобиле.
Едут и смеются,
Пряники жуют.
Вдруг из подворотни
Страшный великан,
Рыжий и усатый
Та-ра-кан!
Таракан, Таракан, Тараканище!
Он рычит, и кричит,
И усами шевелит:
«Погодите, не спешите,
Я вас мигом проглочу!
Проглочу, проглочу, не помилую».
Звери задрожали,
В обморок упали.
Волки от испуга
Скушали друг друга.
Бедный крокодил
Жабу проглотил.
А слониха, вся дрожа,
Так и села на ежа.
Только раки-забияки
Не боятся бою-драки:
Хоть и пятятся назад,
Но усами шевелят
И кричат великану усатому:
«Не кричи и не рычи,
Мы и сами усачи,
Можем мы и сами
Шевелить усами!»
И назад ещё дальше попятились.
И сказал Гиппопотам
Крокодилам и китам:
«Кто злодея не боится
И с чудовищем сразится,
Я тому богатырю
Двух лягушек подарю
И еловую шишку пожалую!»
«Не боимся мы его,
Великана твоего:
Мы зубами,
Мы клыками,
Мы копытами его!»
И весёлою гурьбой
Звери кинулися в бой.
Но, увидев усача
(Ай-ай-ай!),
Звери дали стрекача
(Ай-ай-ай!).
По лесам, по полям разбежалися:
Тараканьих усов испугалися.
И вскричал Гиппопотам:
«Что за стыд, что за срам!
Эй, быки и носороги,
Выходите из берлоги
И врага
На рога
Поднимите-ка!»
Но быки и носороги
Отвечают из берлоги:
«Мы врага бы
На рога бы.
Только шкура дорога,
И рога нынче тоже
не дёшевы»,
И сидят и дрожат
Под кусточками,
За болотными прячутся
Кочками.
Крокодилы в крапиву
Забилися,
И в канаве слоны
Схоронилися.
Только и слышно,
Как зубы стучат,
Только и видно,
Как уши дрожат.
А лихие обезьяны
Подхватили чемоданы
И скорее со всех ног
Наутек.
И акула
Увильнула,
Только хвостиком махнула.
А за нею каракатица —
Так и пятится,
Так и катится.
Вот и стал Таракан
победителем,
И лесов и полей повелителем.
Покорилися звери усатому.
(Чтоб ему провалиться,
проклятому!)
А он между ними похаживает,
Золоченое брюхо поглаживает:
«Принесите-ка мне, звери,
ваших детушек,
Я сегодня их за ужином
скушаю!»
Бедные, бедные звери!
Воют, рыдают, ревут!
В каждой берлоге
И в каждой пещере
Злого обжору клянут.
Да и какая же мать
Согласится отдать
Своего дорогого ребёнка —
Медвежонка, волчонка, слоненка, —
Чтобы несытое чучело
Бедную крошку
замучило!
Плачут они, убиваются,
С малышами навеки
прощаются.
Но однажды поутру
Прискакала кенгуру,
Увидала усача,
Закричала сгоряча:
«Разве это великан?
(Ха-ха-ха!)
Это просто таракан!
(Ха-ха-ха!)
Таракан, таракан,
таракашечка,
Жидконогая
козявочка-букашечка.
И не стыдно вам?
Не обидно вам?
Вы — зубастые,
Вы — клыкастые,
А малявочке
Поклонилися,
А козявочке
Покорилися!»
Испугались бегемоты,
Зашептали: «Что ты, что ты!
Уходи-ка ты отсюда!
Как бы не было нам худа!»
Только вдруг из-за кусточка,
Из-за синего лесочка,
Из далеких из полей
Прилетает Воробей.
Прыг да прыг
Да чик-чирик,
Чики-рики-чик-чирик!
Взял и клюнул Таракана,
Вот и нету великана.
Поделом великану досталося,
И усов от него не осталося.
То-то рада, то-то рада
Вся звериная семья,
Прославляют, поздравляют
Удалого Воробья!
Ослы ему славу по нотам поют,
Козлы бородою дорогу метут,
Бараны, бараны
Стучат в барабаны!
Сычи-трубачи
Трубят! Грачи с каланчи
Кричат!
Летучие мыши
На крыше
Платочками машут
И пляшут.
А слониха-щеголиха
Так отплясывает лихо,
Что румяная луна
В небе задрожала
И на бедного слона
Кубарем упала.
Вот была потом забота —
За луной нырять в болото
И гвоздями к небесам приколачивать!
Источник
Вот тебе и тараканы.
В отсутствии бабули Сева и Вера наслаждались свободным временем, как хотели. Они даже решили в этот день почти не готовить. С криком «Ура!
Свобода» они заказали себе роллы, суши, пиццу и прочих вредностей, от которых у Елизаветы Фёдоровны волосы встали бы дыбом, и одежду, конечно же, загрузили в стиральную машину. Они пол дня валялись в кровати, что при бабуле было бы не позволительно (подъём в шесть утра у бабки был нормой даже в выходные дни). Алечку ещё с вечера забрала к себе мама Веры, сразу же после отъезда Елизаветы Фёдоровны (ах, какая нехорошая мамка у Алечки! — сказала бы бабуля).
Вечером, поужинав роллами и пиццей, молодые люди отправились в магазин. Спускаясь по лестнице и проходя мимо бабулиной квартиры, Сева и Вера увидели, как из её квартиры выходят два высоких парня.
— Так, а вы кто?! — очень удивился Сева.
— Здравствуйте, — улыбнулись парнишки, — Ну, кажется, мы ваши соседи по подъезду. На время учёбы снимаем квартиру. А Елизавета Фёдоровна нам её сдаёт.
— Вот тебе и тараканы. — схватился за голову Сева. — Ох, и хитрая бабка у меня! Сказала, что потравила тараканов в квартире какой-то очень вонючей отравой, что даже теперь жить в ней нельзя некоторое время, и к нам переехала! — возмущённо говорил Сева, поглядывая на смеющуюся Веру.
Соседи с улыбкой раскланялись и разошлись по своим делам.
— Ты ещё смеёшься! — всплеснул он руками, — Между прочем, тебя муштровала баба Лиза, а не меня! Давай что — нибудь придумаем?! — заговорщически сказал он жене.
— Согласна! Скажем, что тараканы к нам перешли, и мы их тоже потравили! Сами сдадим эту квартиру, и уедем отсюда! Подальше куда-нибудь. Ну, как тебе мой план? — довольно спросила она. — А ещё, у меня к тебе один вопрос. А дед Захар твоей маме не родной отец? Я просто прекрасно понимаю, что бабуля хотела для тебя девушку, чтобы без детей была, и замужем ещё не бывала! — начала понемногу возмущаться Верочка. А когда Верочка сердилась (а сердиться она особо не умела, как-то неправдоподобно у неё это получалось), становилась ужасно привлекательной, по крайней мере, для Севы.
— Ух ты, моя злючка! — обрадовался Севушка. — Да, был у неё ухажёр до деда Захара. Про какого — то «Стёпку» баба Лиза сказала только раз или два, когда я был совсем маленьким. Но любит дед Захар маму, как родную. Ей было где-то пол года, когда бабуля вышла замуж за деда. И меня он своим внуком считает, родным. Даже, хотел записать маму на свою фамилию и отчество, да бабка что-то взъерепенилась, ты же её знаешь.
— Ах, вот оно как, оказывается! Так, она даже и замужем не была, когда у неё ребёнок появился?!
— Ну, получается, так! — развёл руками Сева. — Пошли в магазин за тортиком из мороженого, хочу полакомиться. — промурлыкал он на ухо Вере.
— Да не куда я не хочу уже! — продолжала возмущаться Вера. — Я-то думала, что бабуля изменила твоей маме отчество из-за обиды на деда Захара, когда они разошлись с ним! Это было бы тоже в её стиле! Ух, я ей устрою.
— Кто устроит? Ты?! — фыркнул Сева, — Да не смеши! Мы! Мы устроим!
И «затевальщики», взявшись под ручку, пошли по расчищенной от снега дороге.
Ещё поздней ночью, без предупреждения, бабуля Елизавета Фёдоровна приехала в Потаповку и остановилась у Галины.
— Вот, сбежали от родителей в деревню, в глушь! — расхаживал по комнате раздосадованный Лёня,- А они обе сюда прикатили! Сначала моя мама, а теперь и твоя.
Галя сидела в кровати, принакрывшись цветастым одеялом, тихонько посмеиваясь, глядя с любовью на мужа.
— Это же надо так! — не унимался Лёня.
— Да погоди, может, они тут не долго задержатся. — с надеждой в голосе произнесла Галина.
— Ха! Ты не знаешь мою маму! Если ей что-то в голову втемяшилось -всё! Надеюсь, что твоя обратно вернётся в город, там же Севушка! — издевательски произнёс он имя пасынка.
— Ты не знаешь мою маму. — вздохнула Галина. — Надеюсь, что она не замучила там Севу с Верой своими правилами! А то, они там вместе с ней жили всё это время!
С утра Елизавета Фёдоровна позавтракала, прочитала лекцию дочери о том, как мало она ест в её положении. По словам всезнающей женщины, беременная должна есть всё, да побольше, да пожирнее и посолёнее, огромными порциями и без конца. На рекомендации врачей, о которых говорила ей Галя, Елизавета Фёдоровна реагировала так «Да они наговорят, эти врачи! Как это, жареное нельзя? Раньше беременные ели всё». Тамара Леонидовна, Галина свекровь, на этот раз решила не влезать в семейные разборки. Она только слушала их, попивала чай и рассматривала свои длинные ногти с дорогим маникюром.
На помощь бедной Галине, которую немного тошнило с утра, пришла тётя Полина и буквально «уволокла» Елизавету Фёдоровну в зал, чтобы показать альбом с фотографиями.
После Севина бабуля Елизавета Фёдоровна понеслась к «ведунье» бабе Зине, предварительно известив дочь и двоюродную сестру Полину, что хочет прогуляться по деревне.
— Куда ж ты в такую метель, — только и успела выговорить Полина Игнатьевна.
Источник
Текст песни «Будни таракана» (Palc) — Проповедь подвалов, мои будни тараканов
PALC — «Тараканы» — текст песни (Тараканы проповедь подвалов, мои будни тараканов)
Проповедь подвалов —
Мои будни таракана
Гордые миллениалы,
Преданные подаваны.
Те, кто выше понаставят
По темным углам капканы.
Протоптаны все тропинки
Для будней у таракана.
Из долгих лет дум и морального роста
Выходит не Гамлет, скорее Чарльз Бронсон.
Каждый сорняк хочет быть туберозой.
Стимул идти выбивает склерозы.
А напротив море амброзий.
Великий выбор: спиды или прозак.
Тлен в нашей области очень породист.
Крайне доступный и вход без пароля.
Падре, ты выбрал неверный мотив.
Свежую кровь старым шприцем не взять.
Мы победили контрацептивы.
Искренне хочется только взрывать.
Проповедь подвалов —
Мои будни таракана
Безработных бакалавров,
Комнатнатушных партизанов.
Поднаготная задворок
И в манямирки порталов.
Марать руки приготовься,
Тут будни таракана.
На наших могилах не будет крестов
наши дети не должны решать дела чужих отцов
псы видят удавки мы же видим лассо
за слово в сизо
за дело в лесок
кручу газон за тех кто не смог
вижу зло через глазок
его не судит бог
Мой дом в итоге пад
Хотбокс в зафэре ад
Таракан борется день изо дня
Но в лицо полетело за так
В клетке с педофилом и с тем что в невменозе убил
Сидит фэрбро за то что не бухал а свои цветы курил
Он не вредил другим
Он цеплял добро не в сухих верхах, а у тех у всех цветущих низин
Псевдопорядок на свежих костях:
«Красим фасад, дюсолей же в гостях!»
Красный день на всех календарях.
Кланяться нам при новых вождях.
Нас сливают и мы таем
с питера до китая
В ящике моча про трёх китов
но мы не потакаем
мне говорят мы не в оковах
выбирая бедность или голод
холод или супер холод
дай им повод
провод ток и в тело разряд
их не судит ваш Бог
зубами на локтях
оставляем страх
его просили полежать
но он сказал тебе в итоге сука ляг
Проповедь подвалов
Мои будни таракана
Поседевших полемистов
Патриотов в балаклавах
Остопиздевших законов
И полуживых вассалов
Это кончится не скоро
Тут будни таракана
Каждый сорняк хочет быть туберозой,
Ведь быть только розой через чур просто.
Источник
Федорино горе
1
Скачет сито по полям,
А корыто по лугам.За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы.
Испугалася коза,
Растопырила глаза:
«Что такое? Почему?
Ничего я не пойму».
Но, как чёрная железная нога,
Побежала, поскакала кочерга.
И помчалися по улице ножи:
«Эй, держи, держи, держи, держи, держи!»
И кастрюля на бегу
Закричала утюгу:
«Я бегу, бегу, бегу,
Удержаться не могу!»
Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит, дребезжит…
Утюги бегут покрякивают,
Через лужи, через лужи перескакивают.
А за ними блюдца, блюдца —
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
Вдоль по улице несутся —
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
На стаканы — дзынь! — натыкаются,
И стаканы — дзынь! — разбиваются.
И бежит, бренчит, стучит сковорода:
«Вы куда? куда? куда? куда? куда?»
А за нею вилки,
Рюмки да бутылки,
Чашки да ложки
Скачут по дорожке.
Из окошка вывалился стол
И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл…
А на нём, а на нём,
Как на лошади верхом,
Самоварище сидит
И товарищам кричит:
«Уходите, бегите, спасайтеся!»
И в железную трубу:
«Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!»
А за ними вдоль забора
Скачет бабушка Федора:
«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Воротитеся домой!»
Но ответило корыто:
«На Федору я сердито!»
И сказала кочерга:
«Я Федоре не слуга!»
А фарфоровые блюдца
Над Федорою смеются:
«Никогда мы, никогда
Не воротимся сюда!»
Тут Федорины коты
Расфуфырили хвосты,
Побежали во всю прыть.
Чтоб посуду воротить:
«Эй вы, глупые тарелки,
Что вы скачете, как белки?
Вам ли бегать за воротами
С воробьями желторотыми?
Вы в канаву упадёте,
Вы утонете в болоте.
Не ходите, погодите,
Воротитеся домой!»
Но тарелки вьются-вьются,
А Федоре не даются:
«Лучше в поле пропадём,
А к Федоре не пойдём!»
Мимо курица бежала
И посуду увидала:
«Куд-куда! Куд-куда!
Вы откуда и куда?!»
И ответила посуда:
«Было нам у бабы худо,
Не любила нас она,
Била, била нас она,
Запылила, закоптила,
Загубила нас она!»
«Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!
Жить вам было нелегко!»
«Да, — промолвил медный таз, —
Погляди-ка ты на нас:
Мы поломаны, побиты,
Мы помоями облиты.
Загляни-ка ты в кадушку —
И увидишь там лягушку.
Загляни-ка ты в ушат —
Тараканы там кишат,
Оттого-то мы от бабы
Убежали, как от жабы,
И гуляем по полям,
По болотам, по лугам,
А к неряхе-замарахе
Не воротимся!»
И они побежали лесочком,
Поскакали по пням и по кочкам.
А бедная баба одна,
И плачет, и плачет она.
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!
И чашки ушли, и стаканы,
Остались одни тараканы.
Ой, горе Федоре,
Горе!
А посуда вперёд и вперёд
По полям, по болотам идёт.
И чайник шепнул утюгу:
«Я дальше идти не могу».
И заплакали блюдца:
«Не лучше ль вернуться?»
И зарыдало корыто:
«Увы, я разбито, разбито!»
Но блюдо сказало: «Гляди,
Кто это там позади?»
И видят: за ними из тёмного бора
Идёт-ковыляет Федора.
Но чудо случилося с ней:
Стала Федора добрей.
Тихо за ними идёт
И тихую песню поёт:
«Ой вы, бедные сиротки мои,
Утюги и сковородки мои!
Вы подите-ка, немытые, домой,
Я водою вас умою ключевой.
Я почищу вас песочком,
Окачу вас кипяточком,
И вы будете опять,
Словно солнышко, сиять,
А поганых тараканов я повыведу,
Прусаков и пауков я повымету!»
И сказала скалка:
«Мне Федору жалко».
И сказала чашка:
«Ах, она бедняжка!»
И сказали блюдца:
«Надо бы вернуться!»
И сказали утюги:
«Мы Федоре не враги!»
Долго, долго целовала
И ласкала их она,
Поливала, умывала.
Полоскала их она.
«Уж не буду, уж не буду
Я посуду обижать.
Буду, буду я посуду
И любить и уважать!»
Засмеялися кастрюли,
Самовару подмигнули:
«Ну, Федора, так и быть,
Рады мы тебя простить!»
Полетели,
Зазвенели
Да к Федоре прямо в печь!
Стали жарить, стали печь, —
Будут, будут у Федоры и блины и пироги!
А метла-то, а метла — весела —
Заплясала, заиграла, замела,
Ни пылинки у Федоры не оставила.
И обрадовались блюдца:
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
И танцуют и смеются —
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
А на белой табуреточке
Да на вышитой салфеточке
Самовар стоит,
Словно жар горит,
И пыхтит, и на бабу поглядывает:
«Я Федорушку прощаю,
Сладким чаем угощаю.
Кушай, кушай, Федора Егоровна!»
Источник